Стивен Эриксон Кузница Тьмы

Нет в мире смысла, решила она позднее, без сна лежа под мехами в повозке. Никакого смысла. Он подчинился жалким тварям вроде нее, скользящим по жизни в мрачном полумраке самовлюбленности, где каждая небрежно брошенная сплетня - удар, удар личный, где злоба и зависть расплодились хуже червей, в шепотах и тайно бросаемых взглядах. "Но скажем правду: иного способа жить я не знаю".

Придется ей никогда не вызывать в Андаристе сомнений, никогда не давать повода для обид. Лишь в воображении вольна она предавать, грезить о сыне Дома Дюрав в объятиях, видеть лицо слишком хорошего знакомого.

Нараду снились женщины. Прекрасные женщины, отводящие глаза в отвращении и презрении. Они толпились со всех сторон, и каждый упрек язвил его. Он закрыл лицо руками, но, похоже, руки были не его - такие беспомощные в попытках найти то, что он пытался скрыть.

Он и рожден был без особых даров. Ни разу на памяти не вызывал он восхищения в женщине. Не стоит считать шлюх, ведь им платят за довольный вид; да и они никогда не задерживали на нем взглядов. Желание не подделаешь, и его отсутствие лишит мужества самого храброго мужчину.

Он заморгал, проснувшись и глядя на неподвижные ветви и листья, разбившие ночное небо. Никогда он не будет желанным - та слабая надежда, которую питал он в годы до побоев, успела умереть.

Даже боги не предлагают справедливости, нет, сначала им нужна сделка. Слезы застилали вид над головой. "Сделка? Мне нечего отдать". Если боги смотрят на него сейчас, глаз их мертвы и пусты. Даже жалость требует, чтобы ты падал на колени, но он не отдаст честь за столь жалкую награду. "Хватит с меня сочувствия смертных".

За разбитым лицом ждет достойный мужчина, способный на любовь мужчина. Ему нужно лишь то, что есть у многих. Нечто прекрасное, за что можно ухватиться.

"Я прошу, но боги не отвечают. Ни света, ни тепла в пустых глазах. Они жмурятся холодом. Смотрят в сторону, найдя кого-то еще, что-то более интересное и оригинальное".

Не бывает уродливых богов. Первое выражение силы - переделка себя в формы, которые стоит любить. Будь у него подобная власть, сделал бы так же. Взял бы глину в руки и вылепил совершенную маску.

Но и такого дара ему не дано.

Он расслышал тихие голоса; кто-то придвинулся, пошевелил его рукой. - Вставай, Жижа. Время. Холодный завтрак, потом надевай доспехи, готовь оружие.

Та женщина, что так горько говорила ночью. Он повернул голову, рассмотрел темный силуэт. Пожелал, чтобы она была красива и слепа, а пальцы бесчувственны и тупы. Чтобы он мог лечь с нею и склонить, и скользнуть в нее, испытав потом умиротворение.

- Проснулся?

- Да, - сказал он.

- Хорошо. - Она перешла к следующему спящему. Ясное дело, она не догадалась о его мыслях.

И хорошо. Хватит с него насмешек.

Вскоре более сотни вооруженных фигур шагали по лесу. Нарад был среди них, в паре шагов за капралом Бурсой. Он вытащил меч, но рука была холодна. Он дрожал в одежде, хотя кожа покрылась липким потом, а в голове царила сумятица.

Вся жизнь развернулась перед глазами: случаи, когда он ранил других словами, насмехался над чужими претензиями. Когда пренебрежительно смотрел на любой жест доброты или, так сказать, искренности. Похоже, он вел войну всю жизнь. Не было того, во что можно верить; не было ничего хорошего, за что стоило сражаться - разве что бесполезная земля, на которой он стоял, и хлипкие заборы презрения.

И теперь он оказался в компании убийц, еще одна скользящая тень среди безмолвных стволов. Где-то впереди спали невинные. Если невинность вообще существует, а эту веру он подтачивал в себе многие годы. Ладно. Заря готова разрешиться насилием и скотской резней.

Он не желал ничего такого... но что-то внутри алкало, какая-то самая уродливая часть души - внешность, затянутая внутрь, чтобы стать еще злее, еще презрительнее. Из всех солдат лишь он являл физическую истину, показывал то, что есть внутри всех и каждого.

У них свои списки, свои жалобы, как и у него.

Двигаясь через лес, они словно наматывали на себя мрак. Есть разные виды чистоты, разные виды боли, но в темноте всякое различие терялось, став сходством. Он не уродливее любого, они не красивее, не привлекательнее него. "Мы одно и то же".

Всякая причина справедлива, если она твоя, если твои чувства что-то значат. Но иногда, среди некоторых, чувства не значат ничего.

Таков дар солдата, заподозрил он.

И тут же споткнулся, упав на колено; завтрак подскочил к горлу, вылившись на черную землю. Спазмы длились, пока внутри не осталось ничего. Свесив голову - нити слюны и желчи болтались на скривившихся губах - он слышал, как солдаты проходят мимо. Слышал тихие смешки.

Рука в перчатке хлопнула по плечу, женщина - та, что будила вех - пригнулась рядом. - Тухлое мясо, Жижа. Сама его с трудом удерживаю. Вставай, иди со мной, мы почти на месте.