Стивен Эриксон Кузница Тьмы

Ибо почти всегда в те первые годы казалось, что она стала центром внимания всей Цитадели, словно юная королева; и всегда были рядом трое воинов лорда Нимандера, чтобы взять ее руку - когда бы она ни протягивала ее, где бы не испытывала желание ощутить себя в безопасности. Она помнила, как обожала Сильхаса Руина за белые волосы, красный блеск в глазах и блинные пальцы; помнила теплоту улыбки Андариста - Андариста, за которого мечтала однажды выйти замуж. Но истинно почитала она Аномандера. Тот казался прочным как камень, согретый солнцем и отполированный ветрами и дождем. Он казался широким крылом, защищающим, обвившим ее; она видела, с каким почтением обращаются к нему все, даже братья. Любимый сын Матери Тьмы, любимый девочкой-заложницей в Цитадели.

Войны украли у нее всех, и отца и сыновей, и когда лорд Нимандер вернулся однажды утром, увечный и сломленный, Сендалат забилась в комнатку, замороженная ужасной мыслью о том, что кто-то из ее хранителей умирает на далеком поле брани. Они стали стенами ее дома, ее дворца, а она была их королевой сейчас и навеки. Как может такое окончиться?!

Снаружи окошка кареты проплывали одноэтажные домики деревни, перед ними ходили жители, а многие и останавливались, чтобы поглазеть. Она приглушенно слышала предназначенные кучеру окрики, взрывы смеха и пьяные возгласы. Внезапно задохнувшись, Сендалат отпрянула от пыльного окошка, пряча лицо. Принялась ждать, когда успокоится сердце. Карета пересекала глубокие колеи, качаясь с боку на бок. Сендалат сложила руки, крепко сжав ладони, и смотрела, как кровь покидает костяшки пальцев, так что можно различить кости.

Ее воображение столь податливо, а день выдался тяжелым.

Абара была известна величиной и богатством, пока войны не забрали молодых мужчин и женщин; тогда Дом Друкорлас готов был стать Великим. Когда Сендалат отослали назад, словно потерявший красоту и ставший ненужным подарок, она была потрясена бедностью родной земли - и селения, и хозяйской усадьбы, и уставших, истощенных полей.

Отец ее как раз тогда умер, еще до возвращения дочери - военная рана внезапно загноилась и погубила его быстрее, чем смогли помочь целители; трагическая, шокирующая смерть, а для нее - новая пустота, заменившая пустоту прежнюю. Мать вечно держала мужа - отца Сендалат - для себя одной. Сама называла это эгоизмом, когда прогоняла Сендалат из комнаты или запирала двери. Говорила о втором ребенке, но ребенка не появилось, а потом отец ушел. Сендалат вспоминала высокую безликую фигуру, а по большей части - лишь топот башмаков по деревянному полу над головой, топот всю ночь.

Больше мать никогда о нем не говорила. Она стала вдовой, и эта роль, казалось, делала ее более ценной в своих глазах; увы, удовлетворенной оказывалась лишь сама Нерис. Бедность подкрадывалась со всех сторон; так весенний разлив подтачивает крутые берега.

Приехавший в Абару молодой воин, однорукий и с добрыми глазами, изменил ее мир, и только сейчас она осознала, насколько. Не просто дал ребенка, не просто ночами и днями в лугах и рощах поместья учил ее открывать себя и вбирать его вовнутрь. Он стал глашатаем иного мира. Внешнего мира. Не Цитадели, не дома, в котором обитает, вечно ожидая мужа, мать. Мир Гелдена был суровым местом насилия, приключений, в котором каждая деталь сияла, словно залитая золотом и серебром, где даже камни под ногами оказывались самоцветами, ограненными рукой бога. Теперь она видела мир романтики, где смелый твердо стоит перед лицом злодейства, где честь хранит безопасность мягких сердец. И была в том мире любовь в полях, среди буйства цветов, под горячими и солнечными днями лета.

О таком мире она шептала сыну, рассказывая старые сказки, показывая, каким был его отец и где жил этот великий муж, а потом гасила свечу, оставляя Орфанталя снам и грезам.

Ей запретили говорить правду о позорном прошлом реального Гелдена, о том, что Нерис отослала молодого отца, изгнала в земли Джагутов, а потом пришли вести, что он погиб при неясных обстоятельствах. Нет, эти истины не годились для сына, для образа отца - Сендалат не смогла бы стать такой жестокой, не захотела бы. Мальчику нужны герои. Всем нужны. Для Орфанталя отец станет мужчиной, неуязвимым для позора, лишенным видимых пороков, очевидных слабостей, кои любой мальчик замечает в живых родителях.

Она творила, разговаривая у постели сына, возрождая Гелдена, собирая его из кусочков Андариста, Сильхаса Руина и, конечно же, Аномандера. По большей части Аномандера. До черт лица, привычки держаться, тепла обнимающих дитя ладоней... и когда Орфанталь просыпался ночами, когда вокруг царили тьма и молчание и он готов был испугаться, да, достаточно было вообразить эту ладонь, крепко сжавшую его руку.

Сын спрашивал ее: "Куда пропал папа? Что с ним случилось?"