Стивен Эриксон Кузница Тьмы

Равнина Манящей Судьбы не знала дождей десятки лет, но черные травы росли густо, как мех, на слегка неровной почве, а в низинах могли достать до лопаток коней. Тонкие острые стебли собирали солнечный жар и проехать сквозь них было все равно что опуститься в котел или кузнечный горн. Железные изделия - пряжки, застежки, оружие и доспехи - обжигали руки, а кожаные за день постепенно сжимались и обугливались. Материя облепляла тело, покрасневшая кожа зудела.

Хранители Внешнего Предела, северного края равнин, окаймляющих серебристо-ртутное море Витр, носили лишь шелка, но и они страдали, на несколько дней отдаляясь от лагерей. Страдали и кони, отягощенные толстыми деревянными доспехами, защитой ног и животов от жары и острой травы. Патрули за море Витр считались испытанием, и немногие среди Тисте служили хранителями.

Что совсем неплохо, думалось Фарор Хенд. Родись таких безумцев больше, народ Тисте ждали бы неприятности.

У самого края Витра травы умирали, оставляя грунт, усыпанный гнилыми камнями и ломкими валунами. Скользящий от безмятежного моря воздух обжигал легкие, горел в ноздрях, делал горькими слезы.

Она сидела на коне, наблюдала, как младший кузен вытаскивает меч и вставляет лезвие в трещину на камне около границы Витра. Какие-то яды странной жидкости растворяли даже прочные скалы, и хранители научились использовать их для заточки. Меч ее спутника был сделан Хастами, но благословенно давно и потому не нарушал тишины. Для руки Спиннока Дюрава он был внове - клинок, передававшийся из поколения в поколение. Она радовалась, видя в нем гордость.

Третья из патруля, Финарра Стоун, ускакала вдоль береговой линии, Фарор ее уже не видела. Обычное дело - уезжать без сопровождения, ведь голые волки равнин никогда не рискуют приходить столь близко, а от других зверей остались одни кости. Финарре нечего остерегаться; вскоре она вернется. Они разобьют на ночь стоянку под укрытием высокой расселины, там, где последняя буря вгрызлась в берег - достаточно далеко от Витра, чтобы море не оказывало отравляющего эффекта, но и не среди травы.

Слушая успокаивающий шелест клинка Спиннока, Фарор обернулась в седле, созерцая серебряный простор моря. Оно сулит растворение, пожирает плоть и кости при малейшем контакте. Но сейчас поверхность спокойна, пестрит отражением облачного неба. Ужасные силы, обитающие в глубинах или в некоем далеком сердце, остаются тихими. С недавнего времени это стало необычным. Последние три дозора оттеснены были яростью штормов, и после каждого шторма терялась земля.

Если не разрешить загадку моря Витр, если не смирить его силу, не отогнать или не уничтожить, то придет время - возможно, понадобится всего два столетия - когда ядовитое море пожрет всю Манящую Судьбу и достигнет границ Куральд Галайна.

Никто не знал с полной ясностью природу Витра - по крайней мере, среди Тисте. Фарор верила, что ответ можно отыскать среди Азатенаев, но доказательств не имела. Да и кто она такая, средний чин Хранителей. Ученые и философы Харкенаса замкнуты, презирают чужаков, равнодушно смотря на их неведомые пути. Похоже, они ценят невежество, считая его добродетелью - в себе самих.

Возможно, некие ответы можно найти в боевых трофеях Форулканов, сокровищах лорда Урусандера, хотя при его одержимости законами и правосудием... даже наткнувшись на откровение подобного рода, он вряд ли его заметит.

Представляемая Витром опасность известна. Ее неизбежность всеми признана. Несколько тысяч лет - вполне короткое время, а иные истины требуют столетий для осознания. Отсюда простой факт: они опаздывают.

- Говорят, - подал голос Спиннок, выпрямляясь и отслеживая взглядом всю длину клинка, - что какое-то свойство Витра проникает в лезвие, укрепляя от зазубривания и даже слома.

Она улыбнулась себе. - Говорят, кузен.

Он глянул вверх, и Фарор пронизала некая странная зависть. Кто из женщин не согласится лечь со Спинноком Дюравом? Но она не осмелится, не решится. Не в том дело, что он едва повзрослел, а она старше на одиннадцать лет и к тому же обручена. Оба препятствия она отмела бы мгновенно; нет, слишком близки их кровные линии. Хенды - ее семья - родня Дому Дюрав. Запреты строги и неумолимы: дети сестер и братьев не могут сойтись.

И все же здесь, так близко к Витру, так далеко от земель Тисте, голос шепчет внутри, вздымаясь громко и радостно в такие мгновения: "Кто узнает?" Финарра Стоун уехала и, скорее всего, вернется лишь к закату. "Земля тверда, пуста, Секреты сохранит, А небу все равно, Что деется под ним". Так много останавливающих дыхание истин в стихах Галлана, словно он проник в ее сердце и может при желании коснуться еще многих. В его истинах есть особенный цвет и знакомый вкус и мнится, что Галлан говорит со всеми и каждым слушателем, с каждым читателем. Волшебство тех, что проникли в тайны Ночи, кажется неуклюжим в сравнении с магией поэм Галлана.

Слова поэта питали самые тайные желания, делая их опасными. Она усилием заставила замолкнуть шепотки разума, подавила восхитительные и запретные думы.