Наконец друг, близко знакомый также и с Джейн Хокинг, посвятил меня в тайну: Стивен сказал жене, что уходит к Элейн Мейсон. Хотя внимание прессы к этой семье достигло того уровня, при котором подключаются уже и папарацци, Хокинги столь ревниво охраняли свой личный мир, что даже я, писавшая о Стивене книгу и бравшая у него интервью, ничего не заподозрила. Таков был трагический конец прекрасного, героического брака. Только для самых близких это не стало неожиданностью, но два-три человека из числа наиболее доверенных помощников уволились, не в силах выдержать водоворот рушащегося брака и новых отношений Стивена. Сью Мейси изо всех сил пыталась удержать судно на плаву.
Хокинги расстались незадолго до дня, когда им предстояло праздновать серебряную свадьбу. Кроме краткого упоминания в прессе о том, что они разошлись, но Стивен не исключает возможности примирения, никто из супругов никак не комментировал эти события публично. Друзья и коллеги настолько уважали Хокинга, что в маленьком городе, где сплетни обычно распространяются со скоростью лесного пожара, эта новость расходилась крайне медленно. Однако, по мере того как о разводе узнавало все больше знакомых в Кембридже и во всем мире, люди реагировали на эту весть словно на трагедию. “Все разводятся”, но ведь это был необычный брак. Поначалу общественное мнение обратилось против Стивена, который покинул жену, – а она-то столь мужественно поддерживала его все эти годы! И лишь когда в конце 1990-х Джейн опубликовала собственные воспоминания, сложилась более четкая картина, и мир узнал, что брак дал трещину намного раньше.
Хокинг покинул дом на Уэст-роуд и поселился вместе с Элейн в Пайнхерсте, привлекательном, достаточно изолированном районе неподалеку от Грандж-виллидж. В начале 1990-х Элейн частенько возвращалась сюда на скейтборде, проводив своих сыновей в школу.
Так Хокинг подрубил один из столпов, на которых, по его собственным словам, держалась его жизнь: ушел из семьи. Что станется с другим столпом – работой?
Лукасовская лекция – дубль два
Хотя многие опасались, как бы перемены в личной жизни Хокинга не отразились на его работе, сам он все с той же целеустремленностью продолжал заниматься наукой. Как он выражался, “не терпелось продолжить дело”. СМИ все еще видели в нем физика, призванного соединить все гипотезы в теорию всего, – удастся ли ему это?
Наибольшие надежды по части теории всего возлагались не на ту область, в которой трудился Хокинг, а на теорию суперструн. Однако подобного рода “мода” в физике сменяется то и дело, и как раз тот, кто работает в несколько иной сфере, может взглядом со стороны охватить несколько идей и увидеть, как их соединить во всеохватывающую теорию. С другой стороны, кое-кто считал, что для физика-теоретика Хокинг уже староват. Великие открытия совершаются в этой науке молодыми: требуется свежий ум, дерзость и страсть, даже некоторая наивность юности. Но Хокинг и после сорока не утратил этих качеств. Не стоило сбрасывать его со счетов.
Хватит ли ему на все задуманное времени? Болезнь прогрессировала, однако существенно замедлилась. Тревожился ли он сам о том, что смерть может настигнуть его прежде, чем он завершит свой труд? В 1990-м Хокинг ответил, что никогда не заглядывает так далеко в будущее. Он столько уже прожил под угрозой скорой смерти, что перестал бояться. Его труд – часть командной работы, не станет его – продолжат другие. Он никогда не заявлял, будто в поисках теории всего без него не обойтись. “Но и умирать я не спешу, – уточнял он. – Еще многое хотелось бы сделать”[256]
.В июне 1990 года, через десять лет после той Лукасовской лекции, я спросила его, какие изменения он внес бы в свою речь, доведись ему произнести ее заново на юбилей. В самом ли деле близится конец теоретической физики? Да, отвечал он, однако до истечения ХХ века этого не произойдет. И многообещающим кандидатом на роль теории всего уже не казалась супергравитация N=8, как он утверждал тогда. Теперь на первое место выдвинулась теория суперструн: основные объекты вселенной состоят из крошечных вибрирующих суперструн, а различные частицы – это разные формы вибрации этих струн. На разработку этого направления требовалось время. Еще лет двадцать или двадцать пять, предполагал Стивен.
Я спросила его, поможет ли его гипотеза об отсутствии граничных условий ответить на вопрос о граничном состоянии вселенной. Он ответил утвердительно.
Хокинг сказал также, что теория кротовых нор стала важным этапом на пути к теории всего. Она объясняет, почему ни теории суперструн, ни другим теориям не удается предсказать фундаментальные числа вселенной, например, заряды и массы частиц.