Стивен Ликок. Юмористические рассказы

При всем том я не испытываю к Тодду ни малейшей неприязни. Просто я добавил его к списку людей, которые задолжали мне доллар и забыли об этом. Теперь их осталось уже совсем немного. Я отношусь к ним ничуть не хуже, чем к остальным, и хотел бы только одного — забыть.

С Тоддом я встречаюсь очень часто. Всего два дня назад мы вместе были на одном обеде, и он, по-видимому, без всякой задней мысли, вдруг заговорил о Польше. Он сказал, что Польша никогда не заплатит своих долгов. Уж, кажется, подобная вещь должна была бы напомнить ему, не так ли? Но нет, судя по всему, он ни о чем не вспомнил.

И вот с течением времени некая мысль — очень тягостная мысль — начала преследовать меня. Вот она. Если Тодд занял у меня доллар и начисто забыл об этом, то весьма возможно — да, теоретически это вполне вероятно, — что найдутся люди, которым я тоже должен доллар и о которых я тоже совершенно забыл. И, может быть, таких людей много. Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится, ибо я уверен, что если я когда-нибудь забыл отдать доллар, то уж никогда не отдам его — во всяком случае, на этом свете.

Если такие люди существуют, я прошу их громко заявить об этом. Но не всех сразу. В умеренных количествах и, если возможно, в алфавитном порядке, чтобы я мог сразу же занести их фамилии в список. При этом я не включаю сюда людей, которые могли когда-нибудь одолжить мне случайный доллар во время игры в бридж. Я также не вспоминаю (вернее, стараюсь не вспоминать) о человеке, который месяц назад одолжил мне тридцать центов на бутылку содовой в Детройтском спортивном клубе. Я всегда считал, что нет ничего лучше содовой воды после утомительной поездки через канадскую границу, а тот тип, который ссудил мне эти тридцать центов, отлично знает, чем он мне обязан. Но если кто-нибудь когда-нибудь одолжил мне доллар на такси, когда я уезжал на Бермудские острова, я хочу отдать его.

Более того. Я хочу организовать всеобщее движение под названием — «Назад, к честности!». Я хочу, чтобы люди возвращали даже и те случайные доллары, которые были им одолжены в порыве великодушия. Позволю себе напомнить, что безукоризненная честность — это краеугольный камень, на котором зиждется существование величайших наций мира.

В заключение я хочу убедительно попросить моих читателей, чтобы ни один из них по рассеянности не оставил эту книгу в таком месте, где ее мог бы увидеть мистер Тодд, член Монреальского университетского клуба.

Как я убил своего домовладельца

Так как теперь уже всем известно, что я убил хозяина дома, где мы снимаем квартиру, мне хочется дать нечто вроде публичного объяснения по поводу того, что произошло.

Меня со всех сторон убеждали, что это совершенно излишне, но сам я переживал этот инцидент так болезненно, что в конце концов почувствовал себя вынужденным явиться к полицейскому комиссару, чтобы отдать ему полный отчет в том, что я совершил. Он сказал, что давать объяснения совершенно незачем. Никто этого не делает — к чему они?

— Вы убили вашего домовладельца? — сказал он. — Прекрасно. Ну и что же?

Я спросил у него, не являются ли мои действия до некоторой степени подведомственными закону. Но он покачал головой.

— С какой стороны? — спросил он.

Я объяснил ему, что эта история поставила меня в какое-то ложное положение, что поздравления, которые я получаю от друзей и даже от лиц, совершенно незнакомых, едва ли можно считать заслуженными, если принять во внимание все детали; словом, что мне бы хотелось, чтобы все обстоятельства дела были преданы какой-то гласности.

— Хорошо, — сказал полицейский комиссар. — Если уж вы непременно хотите, можете заполнить бланк.

И стал рыться в своих бумагах.

— Как вы сказали? — спросил он. — Вы уже убили своего домовладельца или только собираетесь его убить?

— Я уже убил его, — ответил я твердо.

— Прекрасно, — сказал полицейский. — А то, знаете, у нас на эти случаи существуют различные формы бланков.

Он протянул мне длинный печатный бланк с рядом вопросов: возраст, род занятий, мотивы убийства (если таковые имеются) и т. д.

— Что я должен написать в графе «мотивы»? — спросил я.

— По — моему, — ответил он, — лучше всего написать просто «никаких» или, если угодно, — «обычные».

Затем он вежливо выпроводил меня из кабинета, выразив надежду, что я похороню своего домовладельца, а не брошу его труп на произвол судьбы.

Меня это свидание не удовлетворило. Я нисколько не сомневаюсь в том, что полицейский комиссар точно следовал букве закона. В самом деле, если бы всякий раз, когда квартирант подстреливает своего домовладельца, приходилось заводить следствие, это было бы утомительно и скучно.

Как правило, хозяина дома убивают в связи с повышением квартирной платы, и тут не требуется никаких лишних слов. «Я намерен увеличить вашу квартирную плату на десять долларов в месяц», — заявляет хозяин. «Отлично, — говорит квартирант. — Тогда я убью вас». Иногда он делает это, а иногда забывает.