Сто бед

Что-то заставило меня оторваться от раскаленной добела печки и выйти из дому на мороз. Как будто это я был влюблен в Сибирь, а не отец. Спускаться по улице Авдо Ябучице с ее изгибами, змеящимися до самого военного госпиталя, – полный бред. Азра говорила, что выданные профсоюзом лыжи – «последний писк моды». Я сильно вспотел, пока надевал ботинки и застегивал крепления, и теперь лез вверх по склону, к дому Лазаревичей. Я и не думал поступать как все и карабкаться по обледенелой лестнице. Но достаточно мне было услышать пронзительные крики и увидеть мальчишек с нашей улицы на санках, на коньках, на лыжах – кто как мог, чтобы в мгновение ока изменить свое решение. Я не любил оставаться в стороне.

На моих глазах двое мальчишек, самых младших, на полной скорости скатились с горы и въехали на лестницу. От страха или от удовольствия они вопили:

– Разойдиииись! Поберегиииись!

Им удалось избежать столкновения и обогнать мчащихся перед ними санников и лыжников.

Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди! Разве я могу сдрейфить? Я, как Жан-Клод Килли[12], придал своему телу обтекаемую форму и ринулся вниз по лестнице. Я видел, как прямо на меня несется вход в военный госпиталь! Вместо того чтобы сделать резкий поворот и затормозить, мои ноги продолжали движение вперед. Я размахивал руками во все стороны. Улица Горуша круто шла вниз, и вахтенному солдату пришлось открыть ворота госпиталя, чтобы я не врезался в них. Я пронесся мимо стража, словно пушечное ядро.

– Потише, парень! Так ты угодишь прямиком в канаву!

Кухня военного госпиталя располагалась на первом этаже. Я налетел на разгружавшего картофель повара и втолкнул его в подвальное окно, так что бедолага оказался в корыте с фасолью.

Недо, мой двоюродный брат с материнской стороны, плохо слышал и поэтому разговаривал жутко громко. Он работал шофером, а в свободное время увлекался скульптурой. У него были здоровенные ручищи, он любил женщин, и поговаривали, будто, проведя в его объятиях четверть часа, злополучные красавицы имели жалкий вид и напоминали выжатый лимон. Все свои высказывания он обычно начинал или оканчивал одинаково: «Короче… сам знаешь…»

– Только бабам не вздумай так сказать, они примут тебя за слабака!

– Я еще мал, мне до них дела нет!

– В жизни мужика только это и важно!

Брацо воспользовался тем, что Азра моет посуду, и шепнул Недо на ухо:

– Он слишком задумчив для своего возраста. Нашел бы ты ему девчонку!

– Скажи-ка, Алекса, ты дрочить уже пробовал?

– Чего?

Я украдкой бросил взгляд на мать. Звон посуды и шум льющейся из крана воды мешали ей слышать наш разговор.

«Чтобы потом меня звали дрочилой?» – подумал я.

– Пора бы уже начать!

– Нет! Я еще слишком мал!

Недо отвел меня в сторонку:

– Набираешь полную ванну горячей воды, запираешься, залезаешь в воду… и шуруй правой!

– Но я левша! – яростно воспротивился я.

– Ну… короче… сам знаешь…

Красный от злости, разъярившись на Недо, я на всех парах выскочил на мороз. У меня не было желания возвращаться, и я решил ждать, пока Недо не уберется на принадлежащем строительной фирме «Враница» грузовике с красными номерными знаками.

Той же ночью, лежа в постели, я увидел, как на ковре появилась тень открывающейся двери. Подняв глаза, я разглядел отцовский силуэт. За его спиной, в коридоре, горел свет. Он подошел к моей постели и бросил быстрый взгляд в сторону матери. Она спала. Из-под стеганого одеяла торчали одни бигуди.

– Мм, – промычал он мне прямо в ухо. – А все ее ревматизм… Потому-то она так расхваливает жизнь у моря. Но мы тоже не лыком шиты! Мы югославы! А ты знаешь, сколько нас по всему миру?

– Да, знаю!

– Хочешь, я тебе скажу?

– Не сейчас! Завтра!

Он наклонился слишком близко ко мне. Алкогольные пары вызывали у меня тошноту, а когда он напивался, его тянуло порассуждать о нашей истории; слушая, как он перечисляет наших соотечественников, я и сам опьянел!

Уснул я в конце зимы, а проснулся весной.

«Температура повышается… Уровень воды в югославских реках вызывает озабоченность…» – сообщили в сводке погоды от Гидрометеорологического института. Далее следовало развернутое изложение подробностей и череда цифр, в которых я ничего не смыслил.

Пришла весна, опровергнув опасения Азры, непоколебимо убежденной в том, что ледниковый период надолго сковал Сараево! Приход весны можно было заметить по робко зеленеющим верхушкам деревьев перед нашим домом. Желание стать сливой, грушей и даже вишней покинуло меня. За окном спокойно поджидали перемен тополя. Дул слабый ветер, и доносящийся до моих ушей гул напоминал звук закипающей на плите воды для кофе. Теперь, когда девочки поднимались по лестнице в мини-юбках, во мне постепенно пробуждалась весна. Красавицы отличались друг от друга не только длиной, цветом и покроем юбок, но и скоростью, с которой они преодолевали подъем. Скачущие вверх через несколько ступенек еще больше обнажали свои ножки, зато не вызывали никаких эмоций, когда спускались. Движение вниз придает человеческому телу какую-то отталкивающую черту.