Сто бед

Вернувшись, Зеко тотчас отрезал себе ломоть хлеба и воткнул в него палочки. Пять штук. Хлеб с шоколадом! Его любимое лакомство… Впившись зубами в свой деньрожденный подарок, он промычал:

– На свете нет ничего вкуснее!..

После завтрака Зеко заторопился. Воскресенье воскресеньем, а дела не ждут. Зажечь керосиновую лампу было настоящим искусством. Отрегулировать доступ и отток воздуха – задача не из легких. Понадобилось подуть в тонкую трубочку, зажав ее губами. Теперь шоколад его деньрожденного подарка отдавал керосином. Наполняя резервуар лампы, мальчик задумался, забудет ли отец снова о его дне рождения? И тут на материнский подарок брызнула капля керосина.

«Ну вот! Можешь не сомневаться, Аида хорошенько тебя взгреет!» – внутренне подготовился Зеко.

В кухне он сгорбился, точно Чарли Чаплин, уткнувшийся носом в угол дома, и хорошенько спрятал руку, чтобы мать не заметила пятна, расплывшегося у него на рукаве.

С тех пор как отец приобрел «вартбург»[7], соседи со второго этажа заметили, что около дома исчезли комары. Когда заводился двухтактный двигатель, автомобиль выпускал клубы дыма, заволакивающего весь первый этаж и истребляющего любое насекомое до уровня второго. Славо не спорил, что выхлоп не слишком чистый, но хотел, чтобы новехонький великолепный «вартбург» был у него на глазах.

Автомобиль стоял на месте, и Зеко непременно следовало еще раз похвалить отцовскую мудрость:

– Что за хитрец наш Славо! Оставляет машину на освещенном месте, ровнехонько под фонарем. А воры света не переносят и сматываются.

– Да ладно, братишка… Ты дурак или прикидываешься?

– Я дурак? С чего это?

– Славо кретин!

Сегодня, в день рождения, настал час пооткровенничать с карпом. Зеко спустился по лестнице, но путь в подвал ему преградила Миляна с букетом белых роз:

– С днем рождения!

– Чем это чемпионка по шахматам Социалистической Республики Боснии и Герцеговины занимается возле надписи «Сто бед»?

– Не важно.

– А что важно?

– Я тебя обожаю и поздравляю с днем рождения. Ради тебя я на все готова.

Выпалив это, девочка умчалась. Зеко был поражен. Он как раз собирался кое-что ей втолковать. Никто не имел права входить в помещение с надписью «Сто бед». Даже его отец, чьей любви он так давно пытался добиться. Но ради простой ласки или поцелуя он готов поступиться своим правилом. При мысли о строительстве их дома в деревушке Донья-Сабанта у Зеко кружилась голова.

«Вартбург» был слишком мал, чтобы перевезти все необходимые стройматериалы. Два раза в месяц, по воскресеньям, когда Славо не дежурил в казарме, Теофиловичи отправлялись в Сербию. На свалке возле Сараева делали остановку, отец собирал выброшенные кем-то бетонные блоки, битый кирпич, цемент, черепицу и под завязку набивал всем этим багажник. Не без труда захлопнув капот, он уже у следующей помойки засыпа́л Аиду, Горана и Зеко целыми охапками самых разношерстных материалов. Привал в кафе «Семафор» в горах возле Ниша не был для Теофиловичей нормальным отдыхом. Они ощущали себя пехотинцами на марше и воспринимали путешествие в Донью-Сабанту как военную операцию. Высадившись из машины, Аида, Горан и Зеко пошатывались, кашляли и пытались прийти в себя. Потом осторожно выгружали стройматериалы и прятали за дощатый сортир в надежде, что до их следующего приезда никто ничего не украдет.

Для Славо автострада Белград – Ниш была настоящей головоломкой. Заметив интересную свалку, он отказывался резко тормозить из боязни спровоцировать столкновение. Затем, словно готовясь к боевым действиям, останавливал машину и с решимостью идущего на штурм и готового умереть солдата совершал правонарушение – давал задний ход. В мирное время это приводило капитана первого ранга в крайнее возбуждение. Он пятился, и ему легко представлялось, как все эти стройматериалы превращаются в стены его сельского дома. Развернув три четверти корпуса назад и неотрывно глядя поверх стройматериалов и голов своих близких, он заставлял «вартбург» вихлять из стороны в сторону, однако строго придерживался траектории движения к запримеченной свалке. Тогда, словно выполнивший задание лазутчик, Зеко давал волю своему восторгу:

– Ого, па! Целая куча материалов! И вдобавок ничейная!

Подняв голову над грудой битого кирпича, Аида и Горан удивленно переглядывались:

– Куча? Ничейная?

– Ну да!

Зеко указывал место и пытался разглядеть, как отец в зеркале заднего вида поощрительно подмигнет ему.

Когда всю «ничейную кучу» упихивали в машину, автомобиль превращался в подводную лодку, готовую в любой момент пойти ко дну и лишить своих пассажиров кислорода. Заметив, что у Горана и Зеко мутнеет взор, Аида умудрялась выпростать руку, чтобы опустить стекло. Нелегкие условия путешествия то на передней, то на задней передаче лишали их всякого представления о времени. Что же касается понятия пространства, об этом лучше вообще не говорить. Когда количество переключений с передней передачи на заднюю превосходило его ожидания, а близкие впадали в апатию, Славо прибегал к цитатам:

– «Два шага вперед, шаг назад», как говорил великий Ленин![8]