{6}В начале ХIХ века Россия и Пруссия являлись наиболее близкими союзниками в Европе, на это же время приходится пик российской дипломатической активности в отношении государств "Священной Римской империи германской нации". Еще в конце ХVIII века "германская" дипломатическая политика России была названа "деятельной инфлюэнцией", такою она осталась и в следующем столетии. В конце 1800 года Пруссия вместе со Швецией и Данией вошла в организованную Павлом I т. н. 2-ю лигу нейтральных государств. В июле 1801 года, сразу по вступлении на престол, Александр I заявил в инструкциях российским послам: "Большая часть германских владетелей просит моей помощи; независимость и безопасность Германии так важны для будущего мира, что я не могу пренебречь случаем для сохранения за Россией первенствующего влияния в делах Империи" (цит. по: Искюль C. Н. Внешняя политика России и германские государства 1801-1812 гг.: Автореф. дисс. ... д-ра ист. наук. СПб.: СПб. филиал Ин-та росс. истории РАН, 1996. С. 41). В том же месяце в рескрипте российскому послу в Париже С. А. Колычеву Александр говорит о "равновесии" в Империи, которое России надлежит поддерживать между Австрией и Пруссией при помощи своего союзника - Баварского курфюршества. Преемник Колычева, поверенный в делах Франции граф А. И. Морков, получает от царя следующие строки: "...сохранить преобладающее влияние России в делах Империи". Согласно российско-французскому мирному договору от 8 октября 1801 года и его секретным статьям, Россия признавалась гарантом "Священной Римской империи". Поэтому арест в 1804 году отрядом французских драгун бежавшего из Франции герцога Луи Антуана Энгиенского, произошедший на территории суверенного маркграфства Баденского, и последующая его казнь по сфабрикованному обвинению в заговоре на жизнь Первого Консула послужили причиной разрыва русско-французских отношений. Тогда же, в 1804-м, Александр собственноручно пишет "Декларацию России о совместных с Пруссией действиях по защите Северной Германии", а в 1805-м, вслед за англо-русской союзной конвенцией "О мерах к установлению мира в Европе", Россия заключает конвенцию со Швецией о совместных действиях по защите Северной Германии, построив таким образом своего рода систему коллективной безопасности в этом регионе. В 1805 году заключается русско-прусская союзная конвенция, в 1806-м она плавно перетекает в Бартенштейнскую конвенцию, которая в будущем предполагала государственное переустройство Германии в качестве "конституционной федерации" на основе союзнического паритета между Австрией и Пруссией. В противовес созданному Наполеоном Рейнскому союзу Россия и Пруссия предлагают создать Северогерманский союз во главе с Пруссией, что, впрочем, не было поддержано германскими государствами, справедливо опасавшимися стать праздничным десертом Фридриха Вильгельма III. В Тильзите Александр послал Наполеону, в числе прочих, дипломатическую записку, в которой прозвучали следующие слова: "Вопрос, интересующий меня превыше всего, - это восстановление короля Прусского в его владениях" (речь шла о "вознаграждении" Фридриха Вильгельма богемскими землями не присоединившейся к Бартенштейнской конвенции Австрии). Характерно, что большая часть статей заключенного в июне 1807 года Тильзитского мира была посвящена прусским и германским делам: так, этим мирным договором восстанавливался статус Данцига, восстанавливался суверенитет государей-родственников Российского Императорского дома - герцогов Саксен-Кобургского, Гольштейн-Ольденбургского (герцог Петер Фридрих Людвиг был родным дядей Александра, женатым к тому же на сестре императрицы Марии Федоровны) и Мекленбург-Шверинского. Александр признавал Рейнскую конфедерацию германских государств под протекторатом французского имератора, а Франция в свою очередь признавала право Пруссии на "вознаграждение" в случае уступки Ганновера Вестфальскому королевству. В конце 1811 года советник российского посольства в Париже граф Карл Нессельроде, будущий министр иностранных дел, представил Александру план, согласно которому Россия и Франция - союзники по Тильзиту и Эрфурту - гарантировали бы неприкосновенность Пруссии, а Франция в довершение всего сделала бы Пруссии еще ряд территориальных уступок. Александр одобрил план, и это зримое доказательство любви России к Фридриху Вильгельму кружилось на каруселях дипломатических переговоров вплоть до апреля 1812 года, когда союзники по Тильзиту и Эрфурту окончательно рассорились в пух и прах. Роман же России и Пруссии еще более укрепился, так что обе стороны пронесли свою негасимую, хотя и отнюдь не безоблачную, любовь через все баталии 1812-1814 годов (во время похода 1812 года рекрутированные Наполеоном пруссаки проявили крайне предосудительное рвение, объяснявшееся тем, что Наполеон пообещал Фридриху Вильгельму III весь Прибалтийский край) и в конце концов выплеснули эту любовь на головы англичан, австрийцев и французов в ходе Венского конгресса. (Подробнее об этом см., напр.: Искюль С. Н. Россия и германские государства (1801-1808 гг.). СПб., 1996). Впрочем, германские увлечения Александра вовсе не кажутся такими уж странными, если учесть, что ко времени описываемых событий русской крови в жилах российских императоров было - кот наплакал, зато почти в гордом одиночестве текла немецкая (если, конечно, отцом Павла I не был какой-нибудь Салтыков).