Сто дней Наполеона

В течение вечера Мюффлинг получил посланное в полдень донесение Гнейзенау, в котором говорилось, что противостояние началось, что прусская армия собирается в Сомбреффе под прикрытием корпуса Цитена и что Блюхер намерен дать сражение 16-го числа. Будучи проинформирован, герцог дал дальнейшие указания: 1-му корпусу собираться в Энгиене, Брен-ле-Конт и Нивелле, 2-му - в Ате, Грамоне и Соттегеме; резерв, находившийся внутри и вокруг Брюсселя, должен был приготовиться выступить немедленно; резерву кавалерии приказано было собраться в Нинове.

Сделав все необходимое и срочное, герцог отправился на бал. Он позволил пойти также всем приглашенным офицерам, хотя командирам дивизий и бригад рекомендовалось уйти пораньше. Брюссель был наводнен шпионами и друзьями бонапартистов, и очевидно легкомысленный настрой со стороны штабных офицеров союзников мог укрепить Наполеона в его убеждении, что он застанет их врасплох.

Веллингтона часто критикуют за промедление с направлением войск в район Шарлеруа. Действительно, до последнего момента они прикрывали Монс, и он всегда был твердо убежден, что Наполеон, вероятнее всего, будет вторгаться дальше на запад. Получилось так, что Наполеон ударил по правому краю линии обороны пруссаков, а англичане разместились позади и могли легко поддерживать последних. Таким образом, вскоре перед ним стояли бы две армии. Наступая через Монс на Брен-ле-Конт, он мог быть уверен, что в первом сражении будет иметь дело только с английской армией. Наполеон же смотрел на это так, что если он атакует англичан справа (хотя армия Веллингтона состояла из солдат различных национальностей, слово "англичане" используется в соответствии с традицией того времени и ради простоты), то это лишь сплотит две армии, тогда как, нанеся удар под Шарлеруа, он смог бы раздвинуть их и разъединить. Однако не могло ли случиться так, что Наполеон полез бы прямо головой в петлю? Разве его противники не могли наброситься на него с обеих сторон, когда он пойдет на Шарлеруа?

Веллингтон приехал на бал с большим опозданием. Слухи о начинающемся конфликте распространялись быстро, и генералы уже уходили. Ближе к полуночи он получил письмо от генерала Дёрнберга с сообщением о том, что французы переместились от Монса к Шарлеруа. Тогда не осталось сомнений в том, куда направляется Наполеон, и что он намерен атаковать на правом краю пруссаков. Поэтому Веллингтон приказал всей своей армии идти к Катр-Бра, за исключением отряда в Хале.

Военные группами покидали бальную залу, по которой распространился холодок, но герцог остался до самого ужина, за которым принц Оранский провозгласил тост за здоровье принца-регента, на который тот ответил. Затем он ушел домой немного отдохнуть, а принц Оранский верхом отправился в Катр-Бра.

Свечи в бальной зале были потушены, но фонари еще освещали улицы и площади. Гремели барабаны, звучали горны, солдаты собирались в полки. Грузили в обоз багаж и артиллерию, снаряжали интендантские повозки. Встревоженные горожане выглядывали из окон спален, под которыми в тот час несколько странно смотрелись привезенные на рынок деревенские повозки с клубникой, горохом и картошкой.

К четырем часам утра, на восходе солнца, 42-й и 92-й шотландские полки маршировали по дороге на Шарлеруа под завывание волынок, и примерно час спустя герцог Веллингтон выехал из города в сопровождении герцога Браун-швейгского.

Войска Брауншвейга последовали за ними и уже выходили из города, когда Фанни Бёрни встала с постели и решила узнать, что происходит. Она приехала в Брюссель из Парижа и описала то тягостное впечатление, которое произвело на нее бесчисленное множество проходящих мимо черных мундиров: "Этот угрюмый цвет придавал процессии столь скорбный вид, что, зная о том, что они уходят в бой, я смотрела на них с болью в сердце. Я спросила, и мне ответили, что это брауншвейгская армия. Насколько глубже оказалась бы моя сердечная боль, если бы я тогда знала, что почти всем этим бравым солдатам, марширующим темными, но элегантными рядами, с доблестным командиром королевской крови во главе, племянником моего короля Георга Третьего, суждено стать первыми жертвами ужасного сражения, и что не пройдет и нескольких часов, как ни их командир, ни большая часть его воинственных товарищей не смогут более набрать в грудь животворного воздуха!"

Она припоминает, что люди в Брюсселе смотрели на них с безразличием и ни одного пожелания удачи вслед солдатам не послали. По ее мнению, было невозможно понять, были бельгийцы за или против Наполеона, хотя все они как один не сомневались, что он выиграет войну. "Почти всеобщим мнением обеих сторон - и тех, что за, и тех, что против него - было то, что Наполеон непобедим".

Сам Наполеон, словно будучи так же убежден в своей непобедимости, в то утро 16-го числа никуда не спешил. Он рано встал и рано сообщил о своих планах Сульту, но его приказы задержались с выходом, и он лично не выяснял обстановку до полудня, тем самым предоставив Блюхеру бесценную возможность подтянуть войска Тильманна и Пирха I.