Сто и одна ночь

— Я здесь живу, — ответила Ксения, открывая дверь подъезда.

Живет. Здесь. Глеб легонько тряхнул головой — от этого словно искры из глаз посыпались. Не было сил даже на то, чтобы обдумать новую информацию.

В подъезде приятно пахло строительными материалами. Поблескивали золотые цифры почтовых ящиков. Зеркало на полстены, казалось, увеличивало пространство вдвое. Глеб посмотрел на свое отражение. Ну и видок… Синяки под глазами, взгляд как у отца после перепоя…

— Тебе помочь? — Ксения уже поднялась по широкой лестнице на площадку первого этажа.

Хотел ли Глеб, чтобы эта женщина взяла его под руку, позволила обнять, прижать к себе в поисках опоры? Он бы невзначай зарылся лицом в ее волосы, сделал глубокий вдох, ощутил под пальцами ее теплое обнаженное плечо?.. Лишь от одной только мысли об этом у него по телу пробежали мурашки.

— Я сам.

Гладкие деревянные перила так удобно легли под ладонь.

К счастью, квартира Ксении находилась на первом этаже.

— Ничего себе… — Глеб присвистнул, когда Ксения зажгла свет в прихожей.

Квартира на две просторные комнаты, почти без мебели. Каждая стена, бархатистая на вид, — покрашена на свой лад — оливковые, песочные, древесные оттенки. Высокие — метра три — потолки. Паркет — гладкий и блестящий, как в бальной дворцовой зале. На рожке полупрозрачной ширмы для переодевания висела черная дамская шляпа с пестрыми перьями. Посередине комнаты стоял низкий круглый кожаный пуфик, навевающий мысли о Востоке.

— Отдохни немного, — Ксения мягко повернула ручку окна — и открыла створку. — Мне давно пора научиться…

— А кто нас привез сюда?

— Друг.

Ветер качнул белую, с золотистой нитью, хрустящую занавеску. Она взметнулась — и плавно осела, скользнув по плечу Ксении. И в этот, казалось бы, ничем не примечательный момент, Глеб почувствовал такое острое плотское желание, что отвернулся, — лишь бы не выдать себя.

Чувство к этой женщине всегда возникало внезапно — шквальным порывом, лавиной, камнепадом. Захватывало, засасывало, сбивало с ног. Только на этот раз у Глеба не было такого неприятия своих ощущений, как раньше. Наоборот — ему хотелось подчиниться своему чувству — ошеломительному физическому влечению к женщине, намного старше его, замужней, — и, не смотря на то, что он встречался с Ланой. Три табу разрушило простое скольжение занавески по обнаженному плечу.

— К сожалению, у меня нет льда, зато есть аптечка, — задумчиво произнесла Ксения, рассматривая ночной пейзаж за окном.

Лед бы сейчас пригодился. Потому что, невероятным усилием воли заставляя себя оставаться на месте, в мыслях Глеб стоял за спиной Ксении. Ее тепло уже проникало ему под кожу. Ее запах кружил голову. Ее запретность распаляла кровь.

Притяжение, которое он чувствовал сейчас, когда их разъединяло ничтожное расстояние, было настолько сильным, что Глеб и не пытался ему сопротивляться.

Он просунул палец под лямку ее сарафана и медленно провел по коже — вверх-вниз. Глеб чувствовал напряжение Ксении, но, в то же время, понимал — словно это было прописной истиной, — притяжение между ними — сильнее страха прикосновений. Оно — сильнее всего.

Медленно развернул ее за плечи. Мягко прикоснулся губами к ее губам — словно взял на руку, чтобы вести за собой. Чтобы она поняла — все случится. И произойдет это прямо сейчас.

Почти касаясь Ксении поцелуем, Глеб стянул шлейку сарафана с одного ее плеча. Затем, после пары ударов сердца, опустилась вторая шлейка — как следующая точка невозврата. Глеб заскользил ладонями по плечам Ксении. Опустился ниже, захватил руками грудь и сжал ее — сначала осторожно, привыкая к новым ощущениям — грудь пышная, мягкая, словно создана для этих действий. Затем сжал сильнее — и Ксения с тихим стоном уже сама ворвалась в него поцелуем. Соприкосновение языков, их борьба мгновенно подняли из глубины такую волну желания, что помутнело в глазах. Теперь Глеб состоял не из плоти и крови — а из концентрированной жажды женского тела. Он едва успел перевести дыхание за то мгновение, пока Ксения стянула с него майку.

Суматошно попытался расстегнуть верхнюю пуговицу ее сарафана, но в следующую секунду рывком разорвал ткань. По звон пуговок о паркет они опустились на пол. Глеб стянул с нее трусики, поцелуями поднялся от мягких темных завитушек внизу живота к груди. Словно сквозь сон почувствовал, что Ксения сопротивлялась, пыталась за волосы оттянуть его от себя — но не настолько рьяно, чтобы он подчинился.

Сквозь отголосок боли он продолжал ласкать ладонями ее грудь, сжал губами сосок… Каким-то чудом Ксения извернулась — и вот она уже сверху. Расстегивает ему ремень, стаскивает джинсы… Она замедляет ритм их действий, но сердце Глеба по инерции бешено колотится — словно внезапно остановился после спринта. Он пытается ускорить ее, но Ксения прижимает палец к губам — как же она это делает! — и еще больше замедляет ритм — это его наказание. Глеб подчиняется — опускает голову, закрывает глаза — и чувствует, как ее губы горячо целуют его живот, опускаясь туда, где огненным шаром сосредоточилось его желание…