Сто и одна ночь

— Любимая… — очень тихо, чтобы Ксения не смогла расслышать его голос сквозь сон. И уже громче: — Просыпайся… — и все-таки не удержался и прикусил мочку ее уха.

Ксения издала тихий звук — словно полу-вздох — и открыла глаза.

— Ты готова выполнить мое желание? — все также на ухо прошептал ей Глеб и, не касаясь пальцами кожи, убрал с ее лба светлую прядь. — Поиграешь со мной?

Ксения сонно заморгала, натянула на себя простыню — и улыбнулась. Глеб едва сдержался, чтобы не сгрести ее в охапку, не зацеловать. Он дождался, когда она кивнула, и продолжил:

— Я стану твоими руками. Буду делать с тобой все, что захочу — но при этом ни разу тебя не коснусь.

Глеб увидел интерес в ее глазах. Ксения прикусила губу.

— Закрой глаза и представь, что твои руки — мои.

Ксения подчинилась.

— Теперь положи свою руку себе на шею… Проведи кончиками пальцев до плеча, затем по ключицам, к ямочке между ними… Проведи ладонью до груди… А теперь обхвати свою грудь руками, сожми ее… — Глеб на секунду прикрыл глаза. Выдохнул. — Найди соски и захвати их между большим и указательным пальцем. Погладь соски, сильнее… Потяни их вперед немного и чуть проверни… Нравится?

Он видел, что нравится, — Ксения облизала губы, ее дыхание участилось. Глеб едва сдерживал себя, чтобы не положить свои руки на ее ладони. Но это было бы против правил.

— Покажи, как ты ласкаешь свою грудь языком.

Только от того, что он произнес эту фразу, во рту стало сухо. Глеб смотрел, как Ксения обхватила грудь снизу, приподняла ее — и потянулась язычком к торчащему соску. Вот она провела языком вокруг соска, подразнила вершину — у Ксении и Глеба одновременно вырвался стон. Глеб вцепился в простынь так, что побели костяшки пальцев.

Ксения увлеченно ласкала свою грудь, и Глеб вдруг осознал, что ревнует — глупо, дико, иррационально, глубоко. И даже понимание, что он ревнует Ксению к самой себе, его не привело его в чувства. Чуть более резким тоном, чем хотелось бы, он скомандовал:

— Хватит! Остановись!.. Спускайся ниже.

Ксения недоуменно приоткрыла глаза и посмотрела в него. Глеб не знал, что именно она заметила, но это вызвало у нее хулиганскую улыбку — и, прежде, чем послушаться, она прикусила свой сосок, глядя Глебу в глаза. Его терпение было на пределе. Глеб вскочил.

— Ложись на спину! Передвинься чуть ниже! Раздвинь ноги и согни их в коленях!

Когда Ксения подчинилась, Глеб сел на пол у ее ног, чтобы видеть влагу, уже размазанную по ее бедрам, ее набухшие складочки.

— Приоткрой себя.

Ксения раскрылась перед ним окончательно.

Как же ему хотелось погрузить язык в эту влажную вязкость…

— Войди в себя.

Она провела своим пальчиком по всей длине между складочек и медленно вошла в себя.

— Глубже, резче, задержись… Еще… Выйди, — приказал он, когда увидел, что Ксения уже возбуждена не меньше его.

С небольшой задержкой, но Ксения послушалась.

— Я хочу, чтобы ты довела себя до оргазма, лаская клитор. Начинай… — «любимая», — добавил он про себя.

Двумя руками Ксения приоткрыла складочки. Указательный палец лег на клитор — и начался танец. Она стонала, ее бедра ритмично двигались, движения ускорялись. Глеб, больше не в силах терпеть, наплевал на правила — вошел в нее языком. Подстроился под темп движения — и поймал судороги ее оргазма…

— Как вам моя история, Шахерезада? — вежливо интересуется Граф.

Долго молчу.

— Нормально, — наконец, выдавливаю я.

— Странно… Выражение вашего лица и ваша поза говорят о том, что вам очень понравилось.

— Уже поздно. Или рано… В общем, выметайтесь из моего дома, Граф! Иначе в следующую ночь я не открою вам дверь.

Граф улыбается глазами — ему нравится моя шутка.

— Нескучной ночи, Шахерезада, — целует меня в висок — и уходит.

Я слушаю, как звук его шагов на лестнице становится все тише.

Потом раздеваюсь, залезаю под плед и начинаю руками по своему телу повторять все то, о чем только что рассказывал Граф.

(8 глава в процессе…)

ГЛАВА 8

Я не просыпаюсь — вздрагивая, вырываюсь из сна. Впервые за все время жизни в этой квартире — за полгода — я слышу этот звук — стук в дверь. Причем не обычный — словно молотят каким-то предметом. Сердце колотится так, что, кажется, прорвет грудную клетку.

— Тук-тук-тук.

Сажусь на край матраса. В голове гудит, как на утро после вечеринки. Жмурюсь от яркого утреннего света.

— Тук-тук, тук-тук-тук.

Не отрывая взгляда от колонны, которая заслоняет входную дверь, заматываюсь в простыню и на цыпочках двигаюсь к источнику звука.

— Тук-тук-тук, тук-тук.

Приближаюсь к дверному глазку — и тотчас же отступаю.

— Да ладно, Шахерезада. Я знаю, что ты там.

Блефует. Но я все равно открываю дверь: в его руках подставка с двумя пластиковыми стаканчиками кофе.

— Обязательно барабанить на весь дом? — подтягиваю простыню до подбородка и пытаюсь вспомнить, когда это мы перешли на «ты».

Вспомнила. Не переходили.

— Ты так долго не открывала… Я решил, может, нужно отстучать какой-нибудь пароль — вот и пробовал разные варианты, — для примера он еще пару раз ударяет рукояткой трости о дверь.

— Ага… Пароль…