Сто и одна ночь

Здесь все так, как я мечтала. Моя маленькая уютная кофейня на пять столиков находится в самом центре города — спрятана на узенькой улочке, на первом этаже старого, но красивого и подтянутого, как офицер в военной выправке, дома. Через дорогу — парк и река. По утрам ко мне забегают клиенты, которые перестали завтракать дома, — им нравится кушать сэндвичи и пить кофе с таким видом из окна.

Аромат свежей выпечки и кофе переманивает посетителей парка и привлекает случайных прохожих. Кто-то покупает чашечку капучино с круассаном и садится за столик. Кто-то берет выпечку с собой. Иногда приходят за тортами на заказ.

В моем кафе — кирпичные неоштукатуренные стены. На одной из них — гигантское черно-белое граффити — и, кажется, что сидишь в тупике улице, возле старой кирпичной стены. На окнах нет штор, со стороны улицы навешены ставни — не громоздкие, решетчатые, — как в кино про Средиземноморье. Вместо люстр — фонари — уличные, старые, кованные. Столики — из тяжелого темного дерева. В углу — витрина. Через стекло видно, как кружатся на тарелочках слоеные пирожные из тонкого, словно бумага, теста. Сочатся нежнейшим кремом заварные пирожные. Тянутся ввысь белоснежными шапочками «Корзиночки». Если какой-то десерт нравится, можно брать прямо с витрины.

Я почти счастлива.

— Клиент требует вас, — обращается ко мне помощница, и я замечаю, что, витая в своих мыслях, уже украсила розочками весь заказной торт.

— Что-то не так? — интересуюсь я, стягивая перчатки.

Девушка пожимает плечами.

Знаю, что мое кафе идеально, но все равно волнуюсь. Снимаю фартук, тренируя на ходу улыбку, выхожу в зал — и замираю.

Я так давно хотела его увидеть, и так мало было надежды на эту встречу, что на доли секунды теряю ощущение реальности. Опираюсь о барную стойку — колени подкашиваются. Глубоко вдыхаю, отталкиваюсь — и делаю шаг вперед.

Граф сидит вполоборота ко мне, смотрит в окно. Вдруг он резко поворачивается, словно почувствовав мое присутствие.

Подхожу к столику на ватных ногах.

Некоторое время мы с Графом, не отрываясь, смотрим друг на друга.

Прихожу в себя первой. Достаю из кармана крохотный блокнот и ручку.

— Вы готовы сделать заказ? — спрашиваю, таращась на белый листок.

— Я слышал, в этой кофейне подают латте с пирожным, которые способны решить любую проблему — хотя бы на время, — цитирует меня Граф, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прикрыть глаза — так соскучилась по этому голосу.

Киваю — и сбегаю на кухню. Только за дверью понимаю, что и кофейный аппарат, и холодильник с пирожными — в зале. Прячусь в уборной. Смотрю на себя в зеркало — и поражаюсь отражению. Глаза сверкают, как у сумасшедшей. Распускаю хвост — Графу нравятся распущенные волосы. Потом спохватываюсь — и снова суматошно завязываю хвост резинкой.

Я должна вести себя естественно.

Крис!

Грозно смотрю на свою отраженную улыбку.

Откашливаюсь, выпрямляю спину и, гордо приподняв подбородок, возвращаюсь в зал.

Готовлю кофе, позвоночником ощущая на себе взгляд Графа. И, уже поставив чашку на блюдце, осознаю, что приготовила эспрессо. Некоторые привычки не вытравливаются временем. На тарелку вместо пирожного кладу пирожок с яблоком.

Ставлю заказ на столик перед Графом и, не выдержав, опускаюсь на стул напротив.

Ненавижу.

И так сильно люблю…

— Эспрессо… Без сахара… — говорит он, поглощая меня взглядом. — И пирожок с яблоком, пропитанный ароматным джемом и воспоминаниями….

— Все как вы любите, Граф.

Его взгляд и голос гипнотизируют меня. Прячу ладони под стол, чтобы избежать прикосновений.

— Спасибо, что забрал заявление, — только и придумываю, что сказать.

Граф опускает взгляд. Едва заметно морщится.

— Я не должен был им звонить. Уверен, что мое «прости» мало что значит, но… — Граф снова смотрит на меня, — прости. Я был слишком зол на тебя — да и на себя тоже. Ты не заслужила такого, даже если бы и в самом деле хотела лишь украсть кольцо. Просто… Иногда… сильнее всего отталкиваешь того, кого жаждешь удержать. Только боль любимого человека никогда не заглушит твою собственную. Станет только хуже. Теперь я это знаю.

Кажется, Граф искренен.

Только что значит его сожаление? Зачем он здесь?

— Сама виновата, — осторожно отвечаю я.

— Ты виновата только в том, что хотела помочь своему отцу.

Я совсем глупо открываю рот — и силой воли заставляю его закрыть.

Как?!

Откуда?!.

Чувство такое, будто меня пригвоздили к стулу. Я отлично понимаю — и, в то же время, совсем не понимаю, что происходит.

— Через несколько дней после твоего ухода — сколько точно — не скажу, для меня они слились в один — я проснулся от назойливого звонка в дверь. Странное ощущение, потому что, казалось, я и не спал… То еще время было… В общем, я лежал на кровати, надеясь, что посетитель решит, будто я сдох, — и уберется. Но те бесконечные дребезжания, от которых в голове точно кто-то по стеклянным банкам стрелял, могли поднять и покойника.