Слава богу, — Шатохин пробежал глазами запись, — наганы Лагунов продавал, кажется, не первым встречным, как было с собольими шкурками. Очевидно, заранее, с тех пор как узнал дедову тайну, и до весны, до отъезда в Нежму, готовил рынок сбыта. Точный адрес назван лишь один, но у других обладателей наганов ориентиры основательные, разыскать труда не составит. Только бы не успели ощутить свое превосходство, всесилие свое над окружающими с наганами-то за пазухой. Обойтись должно. Времени мало минуло.
— Патронов сколько к наганам?
— По десятку... Там еще деньги были бумажные... Тех лет. Я их продал. По рублю за бумажку.
По сравнению с уже сказанным, это признание было мелочью. Оно лишь указывало, что сознаваться в истории с оружием Лагунову больше не в чем. Шатохин сел за стол.
— Скажите, Лагунов, о моторах. Вы к этому непричастны, я знаю. Но впечатление сложилось, будто вам известно, кто украл. Ошибаюсь?
— Нет. Полукеев это. Ничтожный человечишка. Он запоями страдает. Чувствует заранее приближение, на пропой припасает. Я случайно подсмотрел, как он прячет. Тут мне уезжать скоро, а он с этими моторами. На меня же тени подозрения с отъездом не должно пасть. Ну и...
— Написали анонимку?
— Думал, вы заберете моторы и успокоитесь, особо копаться не будете... Хотел еще написать, назвать Полукеева. Не рискнул.
— Эх, Лагунов, Лагунов, — Шатохин вздохнул, откладывая ручку. — Удивляюсь. Вы же представляете где сидите, по какой причине. И вполне серьезно одариваете презрительными эпитетами других. «Ничтожный». Вы-то какой?
Лагунов сидел и глядел в одну точку. Вздрогнул, обернулся на скрип двери. В кабинет вошел начальник милиции майор Звонарев.