Сто лет

Сортланд, 11-7-41.

Моя дорогая Йордис!!

Ты, наверное, думаешь, что я испарился или забыл тебя?' Ни то, ни другое, дорогая. Я послал тебе телеграмму из Киркенеса, когда мы оказались там в минной ловушке, русские наставили мин уже после того, как мы вошли в гавань. Но, как видишь, теперь мы с товарищами уже вырвались оттуда. Я очень устал, потому что мы не спали от Киркенеса до Трумсё. Говорил с "шефом" об отпуске, он обещал отпустить меня, как только найдет мне замену. Но в наши времена это не так-то просто.

Он хочет, чтобы я перевелся на другой пароход в качестве второго кока. Но я соскучился по тебе, хочу получить отпуск и приехать к тебе.

Надеюсь, что, пока идет война, мне не придется больше ходить в Киркенес. Это ужасно, поверь мне. Сейчас я не могу больше писать об этом. Надеюсь, ты понимаешь, почему ты ничего обо мне слышала. Когда я был там, почтовое сообщение не работало. Немцы не впускали и не выпускали ни одно судно. Дороги тоже были перекрыты и не пропускали машины. Война — это ад, хотя я ее почти не видел.

У меня есть банка настоящего кофе для твоей Мамы. Я не могу послать ее почтой, от посылки будет пахнуть кофе, а посылать такие вещи считается теперь преступлением. Мне хотелось написать тебе так много, все, чем полна моя голова, но я слишком устал. Все последнее время я жил в какой-то вечности, которой не было ни конца ни краю. Признаюсь, мне было страшно.

Нежный привет.

Ханс.