Сто лет криминалистики

Однако введение этого метода в практику вызывало затруднения. После выхода в свет книги «Отпечатки пальцев» неутомимый Гальтон понял, что он слишком рано праздновал победу своего метода регистрации, так как его система обнаружила несколько существенных недостатков. Если бы четыре основные группы рисунков отпечатков пальцев (без треугольника, треугольник слева, треугольник справа и несколько треугольников, или, как Гальтон их еще называл: дуги, петли слева и справа, а также завихрения) встречались в равных количествах, то можно было бы легко распределить 100 000 карточек с десятью отпечатками пальцев в каждой так, чтобы найти любую из них без особого труда. Но подобной равномерности, к сожалению, не наблюдалось. Дуги встречались значительно реже, чем все остальные рисунки. Наблюдалась тенденция, когда один и тот же тип отпечатка повторялся на определенных пальцах. Когда Гальтон распределил 2645 карточек, то выяснилось, что в один из ящиков картотеки попали 164 карточки, в то время как в других ящиках было всего по одной-единственной карточке. Это приводило к такому скоплению карточек в некоторых ящиках, что быстро найти нужную среди них было невозможно.

Когда комиссия появилась в лаборатории Гальтона, он как раз работал над усовершенствованием своей системы регистрации. Ему казалось, что он нашел правильный путь, но цели еще не достиг. Гриффит требовал от него установления срока, к которому система регистрации будет завершена. Но Гальтон не мог этого сделать. Может быть, ему потребуется год, а может быть, два или три. Комиссия попала в «мучительную ситуацию». Она видела перед собой исключительно простой метод идентификации, от использования которого приходилось отказываться только из-за того, что еще не продумана система регистрации. Значит, отдать предпочтение бертильонажу — методу более сложному, чтобы спустя некоторое время узнать, что Гальтон все же решил проблему классификации?

Когда Труп, Гриффит и Макнэттн отправились в Париж, их не покидала мысль о методе отпечатков пальцев.

В столице Франции они попали в атмосферу триумфа французской полиции. Пост префекта полиции занял новый человек, Луи Лепин, маленький, темпераментный, всегда жестикулирующий. Ему было суждено стать самым популярным префектом Парижа. Лепин получил прозвище Префект улицы, потому что всегда находился среди людей. Всех своих служащих он подбирал сам. Полицейские в форме были у него видными и высокими. Для криминальной же полиции подходили лишь те, чья внешность совершенно не бросалась в глаза. Кто был выше среднего роста, с рыжими волосами, большим животом или шрамом на лице, не подходил для работы в криминальной полиции. Лепин любил Бертильона не больше своих предшественников, но, понимая, какую роль играет Бертильон для славы парижской полиции, широко пропагандировал его метод идентификации. Восхваляя гениальность Бертильона, он выступал перед англичанами с программой, которая продемонстрировала службу идентификации в самом выгодном свете.

Так же обстояло дело и при Гороне, следующем шефе Сюртэ. Выходец из Бретани, Горон стал легендарной личностью. Маленький, полный, короткорукий, с напомаженными усами и в пенсне, он производил едва ли более приятное впечатление, чем Бертильон. Преследование преступников было его страстью. Никто точно не знал, в какой мере он пользуется традиционными средствами работы шпиков. Во всяком случае, у него было много сыщиков, которым выдавались документы лиц, имевших ранее судимость, и которые под видом всевозможных преступников проникали в их притоны, снабжая Горона ценной информацией. Вместе с осужденными они попадали в разные тюрьмы, подслушивали, «умирали» и продолжали свою «работу» уже в других местах с другими документами и под другими именами. При допросах Горон использовал попеременно темные камеры, голод и вкусную пищу, обещал заключенным женщин, если они все расскажут. Это называлось «Харчевней монсеньера Горона». И ему действительно удалось ликвидировать целые банды, которые, обитая в старых крепостных сооружениях и в лачугах по берегам Сены, терроризировали Париж. Будучи таким же хорошим пропагандистом, как и Лепин, Горон умел заставить прессу работать на себя. Он был достаточно умен, чтобы, как и Лепин, понимать значение бертильонажа, ценить международное внимание к Бертильону. Он тоже в самых ярких красках расписывал англичанам достижения Бертильона.