Сто лет одиночества

Завтракали молча. Под конец он внимательно и с любовью посмотрел на нее. Она пила кофе, опустив голову, все еще обиженная.

– Это из-за печени, — извинился он перед ней.

– Для грубости не может быть оправданий, — сказала она, по-прежнему не поднимая головы.

– Наверно, у меня отравление, — продолжал он. — Во время таких дождей печень разлаживается.

– Ты всегда говоришь об этом, — упрекнула она его, — но никогда ничего не делаешь. Если не будешь за собой следить, скоро настанет день, когда ты уже не сможешь себе помочь.

По-видимому, он был с нею согласен.

– В декабре, — сказал он, — пятнадцать дней проведем на море.

Сквозь ромбы деревянной решетки, отделявшей столовую от патио, словно подавленного нескончаемостью октября, доктор поглядел на дождь и добавил:

– А уж потом, самое меньшее четыре месяца, не будет ни одного такого воскресенья.

Она собрала тарелки и отнесла их на кухню, а, вернувшись в столовую, увидела, что он, уже в соломенной шляпе, готовит чемоданчик.

– Так, значит, вдова Асис снова ушла из церкви? — сказал он.

Жена рассказала ему об этом, когда он еще собирался чистить зубы, но он тогда слушал ее невнимательно.

– Уже третий раз за этот год, — подтвердила она. — Видно, не могла придумать лучшего развлечения.

Врач обнажил свои безупречные зубы.

– Эти богачи сходят с ума.

У вдовы Монтьель он застал женщин — они зашли навестить ее по дороге из церкви. Врач поздоровался с теми, кто сидел в гостиной; их приглушенный смех провожал его до самой лестничной площадки. Подойдя к двери спальни, он услышал другие женские голоса. Доктор постучал, и один из этих голосов сказал:

– Войдите.

Вдова Монтьель сидела в постели, прижимая к груди край простыни. Волосы у нее были распущены, а на коленях лежали зеркало и роговой гребень.

– Так вы, значит, тоже собираетесь на праздник? — сказал врач.

– Она празднует свой день рождения — ей исполнилось пятнадцать лет, — сказала одна из женщин.

– Восемнадцать, — с грустной улыбкой поправила вдова и, снова вытянувшись в постели, подтянула простыню к подбородку, — И, конечно, — лукаво добавила она, — ни один мужчина не приглашен! А уж вы и подавно, доктор, это была бы дурная примета.

Доктор положил мокрую шляпу на комод.

– Вот и прекрасно, — сказал он, глядя на больную задумчиво — удовлетворенным взглядом. — Теперь я вижу что мне здесь больше делать нечего.

А потом, повернувшись к женщинам и как будто извиняясь, спросил:

– Вы разрешите мне?..

Когда вдова осталась с ним наедине, страдальческое выражение лица, свойственное больным, вернулось к ней снова. Однако врач, казалось, этого не замечал. Выкладывая предметы из чемоданчика на ночной столик, он все время шутил.

– Для прокорма врачей, — улыбнулся доктор, — лучше уколов еще ничего не придумано.

Теперь заулыбалась и вдова.

– Честное слово, — сказала она, ощупывая через простыню ягодицы, — здесь сплошная рана. Я даже дотронуться не могу.

– А вы и не дотрагивайтесь, — сказал врач.

Она рассмеялась.

– Доктор, можете вы быть серьезным хотя бы по воскресеньям?

Врач оголил ей руку, чтобы измерить кровяное давление.

– Доктор не велит, — сказал он, — вредно для печени.

Пока он измерял давление, вдова с детским любопытством разглядывала круглую шкалу тонометра.

– Самые странные часы, какие я видела в своей жизни, — заметила она.

Наконец, перестав сжимать грушу, доктор оторвал взгляд от стрелки.

– Только они показывают точно, когда можно вставать с постели, — сказал он.

Закончив все и уже сматывая трубки аппарата, он пристально посмотрел в лицо больной, а потом, поставив на столик флакон белых таблеток, сказал, чтобы она принимала по одной каждые двенадцать часов.

– Если не хотите больше уколов, — добавил он, — уколов не будет. Вы здоровей меня.

Вдова Монтьель с легким раздражением передернула плечами.

– У меня никогда ничего не болело, — сказала она.

– Верю, — отозвался врач, — но ведь должен был я придумать что-нибудь в оправдание счета.

Ничего не ответив на это, вдова спросила:

– Я еще должна лежать?

– Наоборот, — сказал врач, — я это строго вам запрещаю. Спуститесь в гостиную и принимайте визитерш как полагается. К тому же, — иронически добавил он, — вам о стольких вещах надо поговорить!

– Ради бога, доктор, — воскликнула она, — не будьте таким насмешником! Наверно, это вы наклеиваете листки.

Доктор захохотал. Выходя, он остановил взгляд на кожаном чемодане с медными гвоздиками, стоявшем наготове в углу спальни.

– И привезите мне что-нибудь на память, — крикнул он, уже перешагивая порог, — когда вернетесь из своего кругосветного путешествия!

Вдова, снова занявшаяся расчесыванием волос, ответила:

– Непременно, доктор!

Так и не спустившись в гостиную, она оставалась в постели до тех пор, пока не ушла последняя визитерша. Только после этого она оделась. Когда пришел сеньор Кармайкл, вдова сидела у приоткрытой двери балкона и ела.

Не отрывая взгляда от щели, она ответила на его приветствие.

– Если разобраться, — сказала вдова, — эта женщина мне нравится: она смелая.

Теперь и сеньор Кармайкл смотрел на дом вдовы Асис. Хотя было уже одиннадцать, окна и двери по-прежнему оставались закрытыми.