Сто лет одиночества

Возле двери балкона, по которому хлестал дождь, он продремал с открытыми глазами до начала пятого. Потом встал, умылся, надел военную форму и спустился в гостиницу поесть. Совершил обычную проверку полицейского участка, а потом оказалось вдруг, что он стоит на каком-то углу, засунув руки в карманы, и не знает, чем бы еще заняться.

Уже вечерело, когда он, по-прежнему держа руки в карманах, вошел в бильярдную. Хозяин приветствовал то из глубины пустого заведения, но алькальд не удостоил его ответом.

– Бутылку минеральной, — сказал он.

В холодильнике загремели передвигаемые бутылки.

– На днях, — пошутил хозяин бильярдной, — холодильник придется оперировать, и тогда станет видно, что в печени у него полно пузырьков.

Алькальд посмотрел на стакан, сделал глоток, рыгнул, так и остался сидеть, облокотившись на стойку, не отрывая глаз от стакана, и рыгнул снова. На площади не видно было ни души.

– Почему так? — спросил алькальд.

– Сегодня воскресенье, — напомнил хозяин.

– А!

Он положил на стойку монету и, не попрощавшись, вышел. На углу площади кто-то, шедший такой походкой, словно волочил за собой огромный хвост, пробормотал что-то непонятное, и только чуть позже алькальд начал осмысливать сказанное. Охваченный смутным беспокойством, он снова зашагал к полицейскому участку, в несколько прыжков поднялся по лестнице и вошел внутрь, не обращая внимания на толпящийся в дверях народ.

Навстречу ему шагнул полицейский. Он протянул алькальду бумажный лист, и тому достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, о чем идет речь.

– Разбрасывал на петушиной арене, — сказал полицейский.

Алькальд бросился в глубь коридора, открыл дверь первой камеры и, держась за щеколду, стал вглядываться в полумрак. Наконец он разглядел там юношу лет двадцати, в шапочке бейсболиста и в очках с толстыми стеклами. Лицо его, угрюмое, с заостренными чертами, было в крапинах оспы.

– Как тебя зовут?

– Пепе.

– Дальше как?

– Пепе Амадор.

Алькальд смотрел на него, словно пытаясь что-то вспомнить. Юноша сидел на бетонном возвышении, заменявшем заключенным кровать. Не обнаруживая никакого беспокойства, он снял очки, протер их краем рубашки и, щурясь, посмотрел на алькальда.

– Где я тебя видел? — спросил алькальд.

– Здесь, — ответил Пене Амадор.

Алькальд по-прежнему стоял, не переступая порога камеры. Потом, все так же задумчиво глядя на арестованного, начал не спеша закрывать дверь.

– Ну что же, Пепе, — сказал он, — по-моему, ты допрыгался.

Заперев дверь, он опустил ключ в карман, вошел в служебное помещение и там перечитал листовку несколько раз.

Сидя у открытой двери балкона, он убивал ладонью москитов, а на безлюдных улицах в это время загорались фонари. Он знал эту тишину сумерек: когда-то, в такой же самый вечер, он впервые испытал во всей полноте ощущение власти.

– Значит, снова, — сказал он вслух.

Снова. Как и прежде, они были отпечатаны на стеклографе на обеих сторонах листа, и их можно было бы узнать где и когда угодно по неуловимому налету тревоги, оставляемому подпольем.

Он долго раздумывал в темноте, складывая и разгибая бумажный лист, прежде чем принять решение. Наконец он сунул листовку в карман, и там его пальцы наткнулись на ключи от камеры.

– Ровира! — позвал он.

Его самый доверенный полицейский вынырнул из темноты. Алькальд протянул ему ключи.

– Займись этим парнем, — сказал он. — Постарайся уговорить его назвать тех, кто доставляет к нам пропагандистские листовки. Не удастся добром — добивайся по-другому.

Полицейский напомнил, что вечером он дежурит.

– Позабудь об этом, — сказал алькальд. — До нового приказа не занимайся больше ничем. И вот что, — добавил он так, словно его осенила вдруг блестящая мысль, — отправь-ка этих, во дворе, по домам. Сегодня ночью патрулей не будет.

Он вызвал в бронированную канцелярию трех полицейских, по его приказу сидевших все это время без дела в участке, и велел им надеть форменную одежду, хранившуюся у него в шкафу под замком. Пока они переодевались, он сгреб со стола холостые патроны, которые давал патрульным в предшествующие вечера, и достал из сейфа горсть боевых.

– Сегодня ночью патрулировать будете вы, — сказал он, проверяя винтовки, чтобы дать полицейским самые лучшие. — Не делайте ничего, но пусть люди знают, что вы на улице.

Раздав патроны, он предупредил:

– Но смотрите — первого, кто выстрелит, поставлю к стенке.

Алькальд подождал ответа. Его не последовало.

– Понятно?

Все трое — два ничем не примечательных метиса и гигантского роста блондин с прозрачными голубыми глазами — выслушали последние слова алькальда, укладывая патроны в патронташи. Они вытянулись.

– Понятно, господин лейтенант.

– И вот еще что, — добавил уже неофициальным тоном алькальд. — Сейчас Асисы в городке, и вы, может статься, встретите кого-нибудь из них пьяным и он полезет на рожон. Так вы с ним не связывайтесь — пусть идет своей дорогой.

Алькальд снова подождал ответа, но его не последовало и на этот раз.

– Понятно?

– Понятно, господин лейтенант.

– Вот так-то, — заключил алькальд. — А ухо держать востро.