Сто лет одиночества

– Еще чуть-чуть, и меня бы застал рассвет, — сказал он ей.

– Вот бы хорошо было, — отозвалась она и, включив ночник, снова увидела его знакомый хребет с выступающими позвонками и бледные ягодицы. — Тогда тебе пришлось бы просидеть здесь до завтра.

Она была совсем нагая, край простыни едва прикрывал ее пах. При свете лампы голос ее терял свое спокойное бесстыдство.

Матео Асис обулся. Он был высокий и плотный. Нора Хакоб, уже два года принимавшая его от случая к случаю, мучилась от необходимости молчать о мужчине, который казался ей созданным для того, чтобы женщина о нем рассказывала.

– Ты растолстеешь, если не будешь за собой следить, — сказала она. — Если бы мужчины рожали, они бы не были такие бесчувственные.

Он прошел в ванную и помылся, стараясь не вдыхать воздух глубоко — любой запах сейчас, на рассвете, был ее запахом. Когда он вернулся, она уже сидела на постели.

– Как-нибудь на днях, — сказала Нора Хакоб, — мне надоест играть в прятки, и я расскажу всем обо всем.

Он взглянул на нее только когда оделся совсем. Она вспомнила о своих отвислых грудях и, продолжая говорить, подтянула простыню к подбородку.

– Не верю, что придет время, — сказала она, — когда мы сможем позавтракать в постели и остаться в ней до вечера. В пору вывесить самой на себя листок.

Матео Асис весело рассмеялся.

– Старый Бенхаминсито тогда умрет, — сказал он. — Кстати, как он поживает?

– Представь себе — ждет, чтобы умер Нестор Хакоб.

Она увидела, как он, уже в дверях, поднял в знак прощания руку.

– Постарайся приехать на сочельник, — сказала она.

Он обещал, а потом пересек на цыпочках патио и вышел на улицу. Его кожу смочило несколько мелких холодных капель. На площади его остановил окрик:

– Руки вверх!

Перед глазами вспыхнул свет карманного фонарика. Он отвернул лицо в сторону.

– Фу ты, черт! — выругался невидимый за светом алькальд. — Поглядите только, кого мы встретили! Сюда или отсюда?

Он погасил фонарик, и Матео Асис увидал алькальда и трех полицейских. Алькальд был свежевыбритый и умытый, и на груди у него висел автомат.

– Сюда, — сказал Матео Асис.

Чтобы разглядеть время на своих часах, алькальд подошел поближе к фонарному столбу. До пяти оставалось десять минут. Безмолвным взмахом руки он подал знак полицейским прервать комендантский час и стал ждать, пока замрет сигнал трубы, внесший в рассвет печальную ноту.

Попрощавшись с полицейскими, он пошел вместе с Матео Асисом через площадь.

– Ну все, — сказал он. — С писаниной покончено.

Усталости в его голосе было больше, чем удовлетворения.

– Поймали?

– Нет еще, — ответил алькальд. — Но я только что закончил последний обход и могу сказать, что сегодня впервые за все время не наклеили ни одного листка. Достаточно было припугнуть.

Когда они были уже у двери, Матео Асис прошел вперед, чтобы привязать собак. В кухне потягивалась и зевала прислуга. Алькальда встретил лай рвущихся с цепи собак, сменившийся через секунду мирными прыжками и сопением умолкнувших псов.

Когда появилась вдова Асис, они пили кофе, сидя на перилах галереи около кухни. Уже рассветало.

– Полуночник, — сказала вдова, — будет хорошим отцом семейства, но никогда не будет хорошим мужем.

Несмотря на шутку, лицо ее не могло скрыть следов мучительного и долгого бодрствования. Ответив на приветствие, алькальд подобрал автомат с пола и повесил его через плечо.

– Пейте сколько хотите кофе, лейтенант, — сказала вдова, — но ружей мне в дом не приносите.

– Наоборот, — улыбнулся Матео Асис, — тебе самой надо попросить у него ружье, чтобы ты могла пойти к мессе.

– Я и без этой палки могу себя защитить, — отозвалась вдова. — Божественное провидение с нами. Мы, Асисы, верили в бога еще тогда, когда на много лиг вокруг не было ни одного священника.

Алькальд встал и попрощался.

– Надо выспаться, — сказал он, — такая жизнь не для христиан.

Он пошел, лавируя между утками, курами и индюками, постепенно заполнявшими патио. Вдова погнала птиц прочь. Матео Асис пошел в спальню, принял ванну, переоделся и вышел седлать мула. Его братья уехали еще на рассвете.

Когда он снова появился в патио, вдова Асис возилась с клетками.

– Не забывай, — сказала она, — беречь свою шкуру одно, но допускать панибратство — совсем другое.

– Он зашел только выпить кофе, — стал оправдываться Матео Асис. — Мы шли и разговаривали, и я даже не заметил, как пришли к дому.

Стоя в конце галереи, он смотрел на мать, однако она, заговорив снова, к нему не повернулась. Казалось, что она обращается к птицам.

– Больше я говорить с тобой об этом не стану, — сказала она. — Не приводи ко мне в дом убийц.

Покончив с клетками, она посмотрела в упор на сына:

– А где, интересно, околачивался ты?

Этим утром дурные предзнаменования мерещились судье Аркадио в самых обычных и малозначительных событиях дня.

– Даже голова заболела, — сказал он, пытаясь описать жене овладевшее им беспокойство.

Утро было солнечное. Река впервые за несколько недель перестала казаться угрожающей и пахнуть невыделанными кожами. Судья Аркадио отправился в парикмахерскую.