Сто лет одного мифа

Время шло, но она не торопилась использовать свои связи и опыт для получения какого-нибудь места в театре. О своей неуверенности в том, что сможет обосноваться в Южной Америке она, собственно, писала Тосканини еще из Лондона, ссылаясь при этом на незнакомство с особенностями тамошнего театра. В ответ на рекомендацию Тосканини заняться для начала постановкой произношения местным исполнителям, занятым в вагнеровских драмах (в то время в театре Колон шли Валькирия и Летучий Голландец), она писала, что общение с ними будет затруднено из-за незнания испанского языка; вдобавок ей этого не советовала и Берта Гайсмар. Поскольку для того, чтобы как-то обосновать свое участие в ее судьбе, Тосканини уже сообщил о своем проекте прессе, теперь он сильно огорчился и отложил все дальнейшие переговоры о будущем своей подопечной до встречи с ней в Буэнос-Айресе, а до тех пор поручил ее заботам местного дирижера, своего бывшего ассистента Ферруччо Калузио, который, положа руку на сердце, сам не знал, что с ней делать. Тосканини понял это из письма Фриделинды, писавшей о своей первой встрече с Калузио: «У него был такой мученический вид, словно ему жмут ботинки». Теперь они вместе ждали приезда маэстро, чтобы тот помог Фриделинде поскорее перебраться в Штаты, а работникам театра – избавиться от свалившейся на них обузы.

Фриделинда ждала своего спасителя ровно три месяца – он появился в аргентинской столице 9 июня. С этим городом Тосканини был связан издавна. Он дебютировал там в 1887 году; Аида под управлением девятнадцатилетнего маэстро снискала триумфальный успех. Впоследствии в столице Аргентины он выступал неоднократно – в том числе на открытии театра Колон в 1908 году. За год до появления Фриделинды в Буэнос-Айресе он прибыл туда с недавно созданным специально для него оркестром NBC, но перед началом сезона 1941/42 года рассорился с руководством оркестра, пригласившим нежелательных, с его точки зрения, гастролирующих дирижеров. Поэтому на этот раз он прибыл налегке, чтобы разучить с солистами, хором и оркестром театра Реквием Верди и Девятую симфонию Бетховена. В том, что за год его отсутствия оркестр NBC не распался, основная заслуга принадлежит работавшему с ним в то время Эриху Клайберу – единственному крупному дирижеру, которого признавал привередливый маэстро.

Ко времени приезда Тосканини Фриделинда уже дошла до полного отчаяния: настолько все происшедшее за последние три месяца не соответствовало ее ожиданиям. В своем неопубликованном дневнике, который девушка вела от случая к случаю, она записала: «У меня тяжело на сердце – я мечтаю о тепле и сочувствии. В последний год всего этого было слишком мало. Я думаю, что могла бы прожить жизнь и одна, – но такая жизнь не для меня. Все было, собственного говоря, так хорошо спланировано на годы вперед – до тех пор, пока я не заметила, что не могу планировать даже следующий день».

При встрече со своим покровителем она долго не могла сдержать на людях душивших ее рыданий. Ей хотелось не только еще раз получить удовольствие от его искусства, но и самой принять участие в исполнении музыки, которой он дирижировал. Благодаря его содействию она заключила договор с театром на выступления в качестве внештатной хористки, за что ей выплачивали небольшое вознаграждение – четыре доллара за каждую репетицию и пятнадцать долларов за концерт. Она прекрасно знала исполняемые произведения, и наградой за перенесенное ею мучительное трехмесячное ожидание стала возможность наблюдать со сцены, как маэстро управляет оркестром и хором («у меня было самое лучшее в мире место, и я себя чувствовала как на небе»).