Сто лет Папаши Упрямца

Он устроился за кафедрой в центре, в новой одежде и шапке, как именинник в погребальном одеянии. Он стоял перед людьми, как человек, наделенный властью, перед простолюдинами. Он выглядел здоровым и бодрым, как человек, у которого пред смертью случилось временное улучшение.

Его голос был звонким как колокол:

Лань Мао, Вэй Цзяцай, Цинь Гуйе, я принимаю новое решение по брачному спору между вами. Я постановляю, что Лань Мао и Цинь Гуйе являются мужем и женой. В течение трех дней вы обязаны явиться в гражданскую администрацию и оформить свидетельство о браке.

После того как Папаша Упрямец вынес новое решение, в аудитории и за ее пределами раздался радостный, ликующий гвалт, прямо как в прошлый раз. Единственное отличие было в том, что теперь мужем Цинь Гуйе стал не Вэй Цзяцай, а Лань Мао.

Если говорить еще о других отличиях, то теперь стороны – Лань Мао, Вэй Цзяцай, Цинь Гуйе – уже состарились. После скандалов, путаницы и ожиданий молодости они все пришли к пятидесятилетнему возрасту, про который говорят «возраст, когда человек познает волю Неба», ныне они получили воздаяние за добрые дела.

Их сын, которого изначально звали Вэй Чжункуань, а сейчас – Лань Чжункуань, вырос. Он оба раза присутствовал на заседаниях и лично слышал оба прямо противоположных вердикта. Решение Папаши Упрямца определило и изменило его судьбу. Если бы не последовавшие за этим стечение обстоятельств и недоразумения, если бы приемный отец Вэй Цзяцай не бросил его, а другой приемный отец не воспитал, то, возможно, его бы постигла та же злая участь, что и его биологического отца, и он не стал бы тем, кем является сейчас – аспирантом философского факультета Фуданьского университета[15].

Решение Папаши Упрямца изменило и его собственную судьбу. Зимой того года, когда он вынес это решение и когда он сам и все люди думали, что он умрет, его состояние неожиданно улучшилось.

Он дожил до сегодняшнего дня, сейчас ему сто лет, здоровье у него несокрушимое, как у божественного быка.

Глава 5 Расчеты

В канун Нового года Цинь Сяоин должна была Папаше Упрямцу за доброе отношение, еду и проживание семьдесят один юань и пять мао.

Цинь Сяоин сама высчитала эту сумму. У нее был маленький блокнот, куда она заносила все добрые дела, которые Папаша Упрямец делал для нее, и все, что он ей давал, а затем подсчитывала в жэньминьби[16] и время от времени докладывала ему. Эти доклады случались так же регулярно и четко, как ее критические дни.

Папаша Упрямец всякий раз посмеивался, будто всегда с удовольствием принимал подобные отчеты. Он доброжелательно смотрел на Цинь Сяоин и размышлял, все больше убеждаясь, что она родом из семьи торговца. Ну точно дочь бизнесмена или торговца, ее проницательность и расчетливость это подтверждали.

Однако, когда Папаша Упрямец встретил ее шесть месяцев назад, Цинь Сяоин была всего лишь попрошайкой, тощей и грязной, как люффа с поломанным корнем и воняющая навозом. Было жаркое лето, а на ней был ватный халат, и выглядела она как сумасшедшая.

Она бежала с севера на юг, Папаша Упрямец встретил ее в уезде Машань провинции Гуанси.

Папаша Упрямец безрезультатно искал родственников погибших товарищей и как раз возвращался домой. Он пробирался через горные заросли, весь покрытый пылью и потом, словно поверженный самец обезьяны.

Издалека он приметил старое дерево, древний баньян, напоминающий гигантский зонтик, и собрался отдохнуть под ним. Добравшись до дерева, уселся на его корень, толстый и длинный, как тысячелетний удав, было видно, что ствол еще больше и выше. Только тень от него была шириной в два му.

Папаша Упрямец наслаждался прохладой в тени дерева. Сначала он почувствовал запах, необычный запах, – то ли вонь, пробивающуюся сквозь аромат, то ли аромат, пробивающийся сквозь вонь, так порой от женщин пахнет, когда они болеют или кормят грудью. Потом он расслышал стон, слабый и жалобный, он доносился оттуда же, что и запах, только с другой стороны дерева.

Папаша Упрямец поднялся, подошел и увидел женщину, прислонившуюся к стволу. Она была растрепанная, грязная и ужасно худая, на ней был ватный халат, снизу торчала длинная юбка. Видневшиеся из-под нее голени сплошь покрыты красными волдырями и царапинами. Рваные туфли на ногах – точно грязь на кирпичах.

При виде Папаши Упрямца она вроде как удивилась и даже испугалась, но с места не тронулась, как будто многое повидала на своем веку. Она даже попыталась сесть прямо и вежливо произнесла: Здравствуйте!

Папаша Упрямец, когда служил в армии, побывал и на севере, и на юге, поэтому понимал нормативный китайский, по ее выговору смекнул, что она не местная, и ответил ей тоже на нормативном: Ты голодная?

Женщина кивнула.

Папаша Упрямец выволок с той стороны дерева свой мешок, достал из него кукурузную лепешку и вручил ей.

Женщина открыла рот и сказала: У меня при себе нет денег.

Папаша Упрямец был изумлен: реакция этой странной женщины была тоже странной, вот уж точно не к месту. Он сказал: Бери, если голодна, о каких деньгах ты говоришь?