Сто лет Папаши Упрямца

Лань Чаншоу положили в палату, по поводу которой с больницей заранее связывались и которую специально для него забронировали. Это была одноместная палата, в ней обычно лежали кадровые работники высшего звена и иногда – богатые люди. Лань Чаншоу, очевидно, относился ко второму типу, он был помещен сюда как племянник богатой бизнесменши Цинь Сяоин, вот только он и не знал, что существует такая «тетушка».

С того момента, как сына поместили в трейлер, а потом в палату, где обычно лежат высокие чиновники и богачи, его матери Вэй Сянтао нечего было делать. Она увидела, как с ее сыном, который жил до этого хуже собак и свиней, так что лучше было умереть, теперь столь прекрасно обходятся, старательно ухаживают и оберегают, он – словно звезда в центре внимания публики. Похоже, и матери из-за ценности сына перепала часть заботы, ей предложили самой выбрать: поселиться в отеле или дома у Цинь Сяоин. Она не знала, как поступить, и спросила совета у Папаши Упрямца.

Папаша Упрямец ответил: Живи у Сяоин, она – моя сестренка.

В роскошном особняке на берегу реки Юнцзян в Наньнине поселились три человека из захолустной деревни: Папаша Упрямец, Вэй Сянтао и Лань Цзилинь. Они зашли внутрь, сняли обувь, но домашнюю обувь можно было не надевать. Лань Цзилинь остался босиком, потому что сразу увидел пушистый ковер на полу. Он ступил на него – это были небывалые ощущения комфорта, мягкости и тепла. Такие же ощущения он уже испытывал – когда в коровью лепешку наступил. Но у ковра и у лепешки мягкость и тепло очень сильно различаются, словно богатые и бедные дома. Например, дом, в котором они находились, был просторный, светлый, весь словно из золота и нефрита, яркий и чистый. Если сравнить с деревенскими домами такого же размера, то это все равно что сравнивать ворсистый ковер и коровью лепешку, сома и белого амура, незамужнюю девицу и вдову. Его догадки и фантазии дошли до предела, и он спросил Папашу Упрямца:

Чтобы построить такой дом, нужно два миллиона?

Папаша Упрямец ответил: Я тоже не знаю. Придет Сяоин, спроси у нее.

Было уже поздно, когда вернулась слегка пополневшая Цинь Сяоин. Она была немного навеселе, не снимая обуви, подбежала к поднявшемуся ей навстречу Папаше Упрямцу и обняла его со словами:

Как я скучала по вам, старший братец!

Папаша Упрямец ничего не ответил и мягко отодвинул ее. Она увидела стоявших у дивана Вэй Сянтао и Лань Цзилиня, подошла к Вэй Сянтао, взяла ее за руки и произнесла, пристально глядя на нее:

Здравствуйте, невестка.

Лицо Вэй Сянтао внезапно покраснело, как гребешок у курицы, снесшей яйцо.

Цинь Сяоин продолжила: Невестка, простите, я знала, что вы с братом приехали. Но у меня сегодня был важный банкет, поэтому вернулась так поздно повидаться с вами.

Вэй Сянтао только улыбнулась и ничего не ответила, как будто стеснялась или словно не могла вымолвить ни слова от радости.

Вслед за этим Цинь Сяоин одной рукой схватила Папашу Упрямца, другой – Вэй Сянтао и потащила их на второй этаж. Ногой она открыла дверь в одну из комнат, завела их обоих внутрь и только после этого разжала руки со словами:

Это ваша комната. Уже поздно, ложитесь спать. Не надо много разговаривать, завтра поболтаем. Я тоже устала.

Увидев, что в комнате только одна большая кровать, Папаша Упрямец и Вэй Сянтао невольно обменялись растерянными взглядами, а когда они очухались и пришли в себя, Цинь Сяоин уже вышла и закрыла дверь.

Казалось, что у них нет другого выбора, кроме как спать в одной комнате, но на самом деле они сами, промолчав, с этим согласились. Кровать напоминала огромный корабль и занимала большую часть комнаты. Они сидели на краю, взявшись за руки. Вэй Сянтао первая взяла его за руку, она считала, что то, как принимают ее и ее сына, – заслуга сидящего рядом мужчины. И сейчас она могла наконец поблагодарить его.

Когда Папаша Упрямец прикоснулся к руке женщины, которую все еще любил спустя шестнадцать лет, его холодная кровь раскалилась, только что она была густой – и вдруг бешено закипела. Тепло разливалось по всему телу, мужское начало бурлило, он мог следовать своему сердцу, как корабль по просторной поверхности реки, никаких препятствий.

Препятствие возникло внезапно, когда Папаша Упрямец и Вэй Сянтао уже практически были готовы заняться любовью. Образы двух ее сыновей вдруг всплыли у него в голове, как два айсберга, выросшие между ними, прервав то, что они собирались сделать.

Внезапно затормозивший Папаша Упрямец пришел в себя, словно только что избежал опасности или спас человека.

Еще не пришло время для этого, так я думаю.

Ничего не понимающая Вэй Сянтао молчала. Она была как причаливший к берегу корабль, который вновь оттолкнули от причала. Она недоуменно смотрела на человека, отвергшего ее.

Чаншоу еще не излечился. И еще, Чанфу еще не дал официального согласия.

Услышав, как Папаша Упрямец объясняет причину, по которой им нельзя спать друг с другом, Вэй Сянтао дотронулась до его лица, покрытого испариной, и произнесла: Нехорошо заниматься этим в чужом доме, это может принести несчастье другим.