Сто лет Папаши Упрямца

С тех пор он никогда больше не ходил в деревню Нэйцао и не виделся с женщиной, на которой хотел жениться. И вот спустя шестнадцать лет ему исполнился восемьдесят один год, у него появились деньги, за службу в гоминьдановской армии его больше не подвергали дискриминации, а здоровье у него все еще было отличное. Родственники разожгли скрытую в нем страсть, спровоцировали ее, и остывшая зола разгорелась вновь, таким образом, эта раздражающая деревня Нэйцао больше не раздражала, а для женщины, на которой он хотел, но не смог жениться, настало самое время, и можно было решить дело с легкостью.

Теперь он мог тратить деньги на что захочет.

3

Сначала он потратил деньги на ее сына-инвалида.

Когда Папаша Упрямец общался с Вэй Сянтао, ее сыну с церебральным параличом было восемнадцать лет. Они не виделись шестнадцать лет, и сейчас ему уже исполнилось тридцать четыре года. Его звали Лань Чаншоу, для человека, у которого с двух лет был церебральный паралич, он прожил довольно долго, потому что его организм обладал сильной волей к жизни. Несмотря на то что его мозг не развивался, остальные органы, можно считать, развивались нормально, как у плодового дерева, на длинных ветвях которого появляются бутоны, но плодов оно не приносит. В том, что он дожил до такого возраста и еще и мог проявлять активность, без сомнений, заслуга матери, которая не бросала усилий, продолжала делать ему массаж, подбадривала и поддерживала его. В то же время именно само его существование отпугивало многих мужчин, мечтавших жениться на его матери, все они быстро шли на попятную. И это давало Папаше Упрямцу шанс на возобновление отношений – он-то никогда не забывал ни его мать, ни даже его самого.

Восьмидесятилетнему Папаше Упрямцу тяжело было подниматься в горы, чтобы попасть в деревню Нэйцао. Он не мог лично пойти и все обсудить с Вэй Сянтао, главным-то образом чтобы сохранить достоинство, и поэтому подчеркивал, что это из-за ног. Сейчас он стал состоятельным человеком, и следовало держаться соответственно, пускать пыль в глаза. В этом вопросе он слушал советы родственников, занял выжидательную позицию, а сам послал к Вэй Сянтао других людей, чтобы они на словах передали ей его надежды и тепло и сообщили о его благополучии.

И Вэй Сянтао приняла предложение.

Первым шагом стала отправка младшего сына, Лань Чаншоу, на лечение.

Лань Чаншоу снесли с горы вниз. За тридцать лет он впервые покинул горы. Первый раз, когда ему еще не исполнилось и пяти, его возили на лечение. На сей раз – тоже на лечение, но обстоятельства и значение этого были совсем иными. Во-первых, больница другая, раньше он лечился в уездной, а в этот раз – в провинциальной. Во-вторых, причины для беспокойства тоже были разные, раньше – из-за денег, а теперь – из-за того, хорошо ли пройдет лечение. В-третьих, другими были сопровождающие, в прошлом – мать и родной отец, а в этот раз только мать и еще мужчина, не являющийся ему родным отцом, но так было даже лучше.

Этим мужчиной и был Папаша Упрямец. Он ждал в трейлере у подножия горы. Увидев, что они спустились с горы вниз, вышел из машины и тепло встретил их. Дядя Лань Чаншоу Лань Цзилинь внес больного в машину и положил на кровать. Его мать Вэй Сянтао вошла в трейлер вслед за Папашей Упрямцем и села на удобный диван. В машине были еще две девушки, одна – медсестра, другая – секретарша Цинь Сяоин. Если бы кто-то еще сел в машину, стало бы уже тесно. Секретарша встала в дверях и выдала каждому жителю деревни Нэйцао, которые не могли поехать с ними, по десять банкнот. Получившие деньги сгрудились, рассматривая новенькие купюры номиналом сто юаней, которых они никогда не видели, шушукались и долго их пересчитывали. Когда они отвлеклись от этого занятия и захотели пожелать счастья Вэй Сянтао и ее сыну, а также задать вопросы богачу, то обнаружили, что трейлер уже испарился без следа, словно дым.

В трейлере, следующем в провинциальный центр Наньнин, разлученные на шестнадцать лет возлюбленные сидели как два декоративных цветка, разделенные в горных лесах и встретившиеся на базаре. Прошло столько времени! Хотя Вэй Сянтао и высохла, а кожа ее пожелтела, но она по-прежнему благоухала, а он, хотя и состарился, но все еще был крепок, как и раньше. Их сердца бились звонко, как молодой олененок стучит копытом, и они могли слышать стук сердца друг друга. Их взгляды то и дело пересекались, как две части оборванной струны, мечтающие воссоединиться.

Дорога долго петляла в горах, но они надеялись, что машина будет ехать еще медленнее. Внутри было светло, они же мечтали, чтобы стемнело. В темноте другие не заметили бы, как сплелись их руки.

Они ехали почти полдня и наконец добрались до Наньнина, машина подкатила прямо к больнице при Медицинском университете.