Сейчас, накрыв рукоять сложенными крест накрест ладонями, Курчатов категорично ответил спутнику на все сомнения: «Только так и надо. Пусть с первых же дней привыкают к нашей гонке и нашим требованиям. Мы же живем сейчас по принципу «Умри, но сделай». И ничего, не умираем. А с графитом еще будет морока, чует мое сердце».
С графитом действительно не обошлось без мороки. Пришлось сотрудникам из лаборатории поездить на завод. Подключили и видных химиков и, наконец, бросили на это дело своих людей, имеющих немалый опыт исследовательской работы. Вначале главный инженер встречал их оптимистично: «Кое-что получилось, товарищи!» Но курчатовцы шли в лабораторию, делали экспресс-анализ. И оптимизм главного инженера затухал. До необходимой чистоты было еще далеко.
Однажды главный инженер, удрученно провожая гостей к машине, не выдержал, отвел Панасюка в сторону и тоном заговорщика спросил:
— Я понимаю, это военная тайна, но как вы в принципе намереваетесь их делать?
— Что именно? — В мозгу у Панасюка промелькнуло тревожное: «Неужели кто-то из тех, кто общался с сотрудниками завода, проявил неосторожность?»
Главный инженер вновь сделал большие глаза заговорщика и шепотом произнес:
— Я только вчера перечитал рассказ Уэллса. Это же фантастика. Неужели действительно тот же принцип?
Панасюк молчал с бесстрастным лицом, напрягая память, стараясь вспомнить хоть одно произведение английского фантаста, где был бы намек на атомное оружие. «Машина времени», «Война миров», «Человек-невидимка». Черт его знает...
— Я долго ломал голову, — быстро говорил главный инженер, — зачем вам абсолютно чистый графит. А потом этот рассказ. И меня осенило. Ведь, в принципе, что такое наша продукция — углерод. А алмаз тоже углерод. Перестроить структуру — и готово. Какой угодно чистоты, сколько нужно каратов. Но как вы это мыслите сделать?
Ну что можно было ответить главному инженеру? Сказать, что он ошибается, было нельзя. Намекнуть на правду — тем более. А врать Панасюк не умел. Это было противно всей его натуре.
— Мы еще с вами увидим небо в алмазах...
Первый блок графита нужной чистоты они получили лишь несколько месяцев спустя. К этому времени большая группа сотрудников лаборатории номер два находилась за тысячу с лишним километров и от Москвы, и от завода с главным инженером, так любящим научно-фантастическую литературу.
В старой, полученной при выписке из госпиталя шинели Явлинский явился согласно предписанию в Москву, в свой прежний наркомат. Оказывается, о нем здесь помнили и искали, писали в кадры армии с просьбой найти и отозвать для важной работы майора Явлинского.
За два с половиной года войны Явлинский забыл о своей встрече с Альбертом Иосифовичем Бертиновым, заведующим кафедрой электромашин Московского энергетического института. Кто только в предвоенную пору не перебывал у них на ХЭМЗе. Особенно вузовские преподаватели, чьи питомцы проходили практику на заводе,
В годы войны Бертинов возглавил крупную лабораторию в МЭИ, и всякий раз, когда речь заходила об особо важном задании, неизменно вспоминал о главном конструкторе ХЭМЗа, прирожденном электротехнике, с быстрым, нетривиальным мышлением.
В круговерти военных проблем случилось так, что совпали интересы артиллеристов и электромашиностроителей. Ведь недаром вторая мировая война вошла в историю как война моторов. Обратились к специалистам. Работа была абсолютно новая, параметры строгие, а сроки, как обычно во время войны, нереально сжатые. Артиллеристы и конструкторы сели за стол переговоров. В одну из первых бесед Бертинов пожаловался на отсутствие конструкторских кадров. Вспомнил Явлинского, который затерялся на дорогах войны...
Представитель артиллерийского управления переспросил:
— Как вы сказали? Повторите, пожалуйста.
— Яв-лин-ский, Натан Аронович, — раздельно, с надеждой в голосе произнес Бертинов. — Неужели найдете?
— Постараемся, — ответил представитель артиллеристов, записывая данные в блокнот.
Да, это, бесспорно, был случай, хотя и не такой редкий, в те утрамбованные событиями дни. Докладная Явлинского с просьбой использовать его по специальности за несколько дней до этого начала свой кочевой путь в артиллерийском управлении и попала в папку одного из высших офицеров, как раз к тому, который вел разговор с Бертиновым.