Сто миллионов лет и один день

Из ничего возникает форма, сероватая масса на горизонте. И вдруг она близко. Каменистый склон, о который бьются ветра и птицы, скалистый зев, вопиющий к расположенному на триста метров выше небу.

Коллеги Марша — я их прекрасно знаю, потому что мои — такие же, — заявили, что отсутствие головы ископаемого животного не позволяет провести его идентификацию. И вынесли вердикт: скелет является просто взрослым вариантом молодого апатозавра, открытого тем же Маршем двумя годами ранее, а не новым видом. Все пожали друг другу руки и единодушно постановили, что бронтозавра не существует.

Крестьянин из деревни разгружает поклажу и вместе с вьючными животными почти сразу же отправляется в обратный путь.

Бронтозавра не существует, пока кто-то не докажет обратное. Любой палеонтолог готов отдать мать и отца за то, чтобы его найти. Я бы лично своего отца отдал без колебаний. Но чтобы отыскать бронтозавра, нужно...

Подняться по железной тропе: металлические скобы, воткнутые как скрепки в гранит, поперечные прутья, отмечающие боковой проход, еще невидимый с того места, где мы стоим. Тысячи ног полировали эту дорогу до нас, головокружительный путь над бездной, по которому шли соль, табак, масло, а еще — рабочая сила, люди, которые за гроши нанимались на лето добывать соль на копях Эг-Морта.

Тут ты и умрешь. Слабакам здесь не место. Умрешь в пустоте со всеми своими сказками про контрабандистов. А если тебя не убьет пустота, прикончат волки.

Петер, Умберто и Джио взвалили на себя поклажу. Проводник проверяет снаряжение у них, прежде чем заняться мной. Он действует не глядя на меня, веревка шныряет у него в пальцах, как дрессированная змея, обвивает мне талию, подмышки, снова талию.

Скажи им, чтоб шли к черту. Ты не можешь вскарабкаться на это.

— Ты как, Стане? Ты весь белый.

— Запыхался немного, и все.

— Мы оставим канистры с мазутом, Джио вернется и поднимет их, пока мы будем работать.

— Welch eine unglaubliche Landschaft! Что за фантастический пейзаж! Скорей бы его увидел Юрий.

Запах ржавчины. Первые звенья железной тропы покрыты льдом, и я еще не знаю, что в экспедиции нас будет пятеро.

Адская долина, Чертов рог, — дьявольская сила слышна здесь повсюду, и теперь я понимаю почему. С каждым шагом, с каждой скобой, которую я беру, вдыхая ржавчину, вес моего тела удваивается. Страх оковами опутывает шею и плечи.

Бесконечный рывок из земного тяготения. Это восхождение по сути не сильно отличается от выхода из детства. Когда я заявил родителям, что хочу быть палеонтологом, Командор дал мне такую оплеуху, что до вечера звенело в ушах, и приказал не строить из себя невесть что. Есть земля — будешь вкалывать, и точка. Я поведал о своих научных поползновениях аббату Лаверну, но наместник Бога и ангелов в нашем приходе больше интересовался тренировками местной футбольной команды, чем наукой. Все ответы, потребные человеку, отыскивались им либо в Библии, либо в спортивном разделе газеты «Депеша», — вот и нечего «забивать башку бреднями для олухов».

Однажды я решил узнать, почему Командору не нравятся ископаемые. Мать совершенно серьезно объяснила мне, что человек сам должен быть красивым, чтобы увидеть их настоящую красоту. Она посылала меня с поручениями в дальние места, и отклонения от маршрута позволяли мне иногда рыться на окрестных полях. Я прятал находки в белье ном шкафу, и потом мы вместе любовались на них при луне. Она и правда была красавица.

Один пролет, еще один. Сойти с главной лестницы, схватиться за поручень и пройти по выступу шириной со стопу. Худший момент, когда перед глазами пляшут красные круги и который все равно приходится переживать снова и снова, это когда я отцепляю карабин, который соединяет меня с жизнью, и защелкиваю его на другом тросе, на новом поручне. В этот узкий временной зазор врывается головокружение, оно протискивается между моим телом и стенкой и отжимает меня от нее как рычагом. Выше меня Петер — поднимается и напевает. Только не смотреть вниз. Один взгляд — и все кончено.

Ну, еще один пролет.