Сто одиннадцатый

– Праздное любопытство, товарищи! Занимались бы лучше своим делом. Есть что-нибудь новое?

– Нет, все так же, – ответил кто-то.

– А вы что, проверяли?

– Нет, что вы! Просто ничего внешне не изменилось.

– Прошу разойтись! Входите, пожалуйста! – обратился он к Кузьминых.

Старший лейтенант перешагнул порог.

Капитан Аксёнов, обнажённый по пояс, лежал на кушетке. Его глаза были закрыты, и он казался крепко спящим. Было видно, что капитан равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.

– Я сама положила его сюда, – объяснила вошедшая в палату вместе с ними пожилая медсестра, – чтобы он спокойно ожидал, пока приготовят повязку. А теперь вот мы не можем…

– Постойте! – перебил её главный врач, пристально всматриваясь в спящего. – Давно он так дышит?

– Как?

– А вы что, сами не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными рёбрами?

– Я… Я не знаю… Как странно!

– Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, – заметил Кузьминых, – хотя я и не медик. Кроме того, по-моему, тут есть ещё одно несоответствие. Насколько я знаю, во сне человек дышит поверхностно.

– Вы совершенно правы!

– Но, однако, я не вижу…

– Подойдите к больному! – сказал главный врач почему-то почти шёпотом. Он словно боялся, что кто-нибудь его услышит. – В том-то все и дело, что мы тоже ничего не видим.

Он явно волновался.

Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Волнение старого опытного врача и его шёпот были непонятны. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксёнов, не было ничего, и потому, казалось, выполнить полученное указание «подойти к больному» нетрудно. Но Кузьминых помнил, п о ч е м у его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого далеко не молодого хирурга так сильно волноваться.

И все же Кузьминых не мог поверить до конца…

Шаг… второй шаг… третий…

И вдруг старший лейтенант почувствовал, что четвёртого шага он сделать не может. Что-то мягкое и упругое преградило ему дорогу. Создавалось впечатление, что самый воздух внезапно сгустился перед ним и чуть заметно, но несомненно осторожно толкнул назад.

Непреодолимое чувство протеста против какого бы то ни было насилия, свойственное характеру Кузьминых, заставило его сделать, вернее попытаться сделать шаг вперёд ещё раз. И снова невидимая преграда остановила его. Снова ощутил он слабый, отчётливо воспринимаемый толчок назад. Не умом а подсознанием понял старший лейтенант, что никакая сила не сможет преодолеть это «слабое» сопротивление. И дикая мысль, что перед ним не сгустившийся воздух и не завеса, а нечто обладающее разумом, сознательно не желающее причинять кому-либо вред, но запрещающее подходить к капитану Аксёнову, сразу же превратилась в уверенность, что это так и есть.

Кузьминых отступил.

– Вот то-то и оно! – сказал главный врач.

Пожилой медсёстры не было. Пока старший лейтенант «боролся» с пустотой, она успела уйти.

– Все непонятное пугает! – словно объясняя причину её ухода, прибавил врач.

Кузьминых справился с волнением. Против ожидания, это удалось ему очень легко.

– Давно появилось это? – спросил он.

– Кто знает! Больного положили здесь после рентгена, минут сорок – сорок пять назад. А что к нему нельзя подойти, заметили минут за пять до моего звонка к вам. На часы я не посмотрел. Что же это такое, как вы думаете?

– Вопрос не по адресу. Подобные вещи вне компетенции органов милиции. Но я думаю, капитану Аксёнову это не повредит.

«Скорее всего пойдёт на пользу!» – прибавил он мысленно, сам не зная, почему вдруг явилась такая странная мысль.

– Смотрите, он, кажется, просыпается, – сказал врач.

Кузьминых обернулся и успел заметить, как снова закрылись глаза Аксёнова. Капитан поднял руки, точно намереваясь закинуть их за голову, сжал кисти и вдруг… сильно потянулся, резким движением расправив грудь. Даже человеку, ничего не смыслящему в медицине, стало бы ясно, что такое движение никак не вяжется со сломанными рёбрами.

Главврач ахнул.

– Что это значит? – спросил Кузьминых.

Оба были ошеломлены в равной мере.

Аксёнов повернул голову на звук их голосов. Увидев своего заместителя, он улыбнулся.

– Ну вот меня и починили, – сказал он весело. – Можно встать, доктор?

– Кто вас «починил»? Почему вы думаете, что у вас все в порядке? – спросил главврач, подходя к Аксёнову.

Он сделал это машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему. Но зато это сразу заметил Кузьминых.

«Неужели э т о г о больше нет? – подумал старший лейтенант. – Куда же делась странная завеса, которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и „завеса“ больше не нужна? Но кому она не нужна, однако?»

«Странно, – едва не сказал он громко, – мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!»

Кузьминых весь напрягся, делая четвёртый шаг. Но таинственной «завесы» действительно больше не было…

– Больно?

Пальцы хирурга осторожно, но достаточно сильно ощупывали бок Аксёнова. Но, очевидно, боль не возникала, потому что капитан по-прежнему улыбался.