Сто одиннадцатый осколок (СИ)

Магус посмотрел на каменную рыбу, такую жалкую в сравнении с уже утвердившейся в мечтах Морской Девой, на хилую струйку, лениво стекающую с оттопыренной рыбьей губы, и его буквально затопило желание немедленно прибить проклятого криворукого мальчишку. Словно тот реально забрал и положил себе в карман такую желанную прибыль от удивительным образом выпавшего сочетания рассыпанных гадательных предметов.

Он выкрикнул имя слуги, один раз, и второй, и третий.

Негодяй не появлялся. Видимо, забился где-то в дальний угол, боясь продолжения наказания. И не зря боится, уж куска хлеба он точно не получит ни сегодня, ни завтра, а вот хорошего пинка - и сегодня, и завтра, да щедрую порцию. Пожалуй, не помешает и хорошенько выпороть паршивца, чтоб запомнил, как следует служить уважаемому магусу...

Или отправить его на пару дней к Тимокусу? Тому всегда нужны свежие объекты для упражнений, и платит он неплохо. Вот только не стало бы хуже: никто не знает, что там творит у себя в подвале Тимокус, а только объекты его как-то странно меняются порой. Парочку таких Ринфусу довелось видеть: у парня ничего особо не случилось, только перепонки между пальцами появились, жёсткие такие, вроде чешуйчатые даже, если присмотреться; а девчонка совсем перестала разговаривать и, говорят, подвывает по ночам. Но только когда луна, а так всё помалкивает. Про подвал и что там было не помнят ничего, а работают оба хорошо, старательно, слуги на загляденье, и сосед, который их Шмокусу сдавал, вполне доволен. Но нужен ли ему, Ринфусу, слуга с перепонками или, например, в чешуе, да со звериными повадками - это вопрос.

Он снова крикнул Проху, и снова тот не появился.

Выпорю, решил магус. Выпорю так, что паршивец безо всякой луны будет завывать три дня. А если провинится ещё хоть в какой малости, то отправится к Тимокусу в счёт отработки стоимости чаши. Вот сколько потребуется для отработки... ну, и ещё сверх того, для покупки новой... вот столько и будет у того в подвале сидеть. Ну, или что там они у него делают. Надо будет только условие поставить, чтоб вовсе не угробил пацана, всё ж мамашин подарочек, как-никак.

Проха в это время действительно сидел, скорчившись, в закутке со старой ломаной утварью, которую хозяин не велел выбрасывать.

Очень болел разбитый нос, им стало совершенно невозможно дышать, хотя кровь уже почти остановилась. Сильно саднили распухшие губы, особенно верхняя, пораненная изнутри о его же, Прохины, зубы. Хорошо ещё, что у людей они не такие, как у той самой степной стервы - в точности как остроугольные клинышки. Об такие зубы губа от удара разодралась бы куда сильнее...

Проха глубоко, со всхлипом, вздохнул. Вытащил из кармана драной рубашонки туго скрученную мятую бумажку, развернул. Он даже не знал, что держал её вверх ногами, глядя на закорючки, нацарапанные вчера базарным писарем за медную монетку: "скоро бы здохнул тот кто мне мучиет". Писарь хохотнул, пряча оплату в поясной кошелёк:

- Да ты никак богач, пря, вопросную записку ладишь, пря, никак на магуса деньгу скопил? Ты, пря, важный штукарь, я гляжу, несмотря, что тощий, пря, как сушёная рыба, и синяками разрисован, пря...

Проха тогда молча свернул бумажку, подумав, что богач уж он или сушёная рыба, а магус у него свой, бесплатный, с утра до вечера, а то и ночью, когда затребует себе пятки чесать от бессонницы. Или вылавливать залетевшую в спальню муху-зуду.

Как бы вот только выведать, что ответили стервины зубы на его записку?

Эх, если бы он рассыпал только зубы, как и планировал... Ругаясь, магус бы непременно что-нибудь сказал о результате, у него такая манера есть - вслух проговаривать числа и обсуждать их. Наедине сам с собой, да ведь Проху он никогда и не считал за человека.

Но разбитая чаша...

Чашу-то Проха и в страшном сне не стал бы разбивать, это вышло случайно. Вот когда засовывал в неё свою бумажку и вышло. Он здорово уколол палец о страшный зуб, дёрнул - и вот. Конечно, хозяин взбесился. Ох, и взбесился... Мальчик вспомнил побелевшие от злости глаза Ринфуса, летящие брызги слюны из выкрикивающего проклятия рта, и передёрнулся. Тут же болью стрельнуло в переносице, на колени снова закапало.

Проха торопливо спрятал свой вопрос обратно в карман, где лежал крошечный осколок дна разбитой чаши, и задрал лицо кверху. Ничего, заживёт, не впервой, подумал он, сглатывая кровь. Ничего.

Ринфус, не подумав, потёр кулаком зачесавшееся веко и подскочил, как ужаленный: чудодейственная, но отчаянно едкая настойка клевника моментально вызвала поток слёз.

Потеряв зрение, магус разразился - в который уже раз сегодня! - отборными ругательствами и кинулся к фонтану - промыть лицо. Стремясь поскорее зачерпнуть чистой холодной воды, он с ходу преодолел невысокий бортик, ступил в неглубокий, по щиколотку, водоём и шагнул к каменной рыбе. Протянул руку к заветной струйке и уже предвкушал блаженное избавление от мучительной рези в глазах, когда подошва его сандалии предательски скользнула по небольшому осклизлому камешку...