Сто одна причина моей ненависти

– А вы, Валентина Тимофеевна, почему говорите, что не задержалась у меня подружка? Она сейчас дома меня ждет, я обещала прийти к тому времени, когда дочка ее проснется.

– Ускакала твоя подружка, пока ты по соседям шлындрала. Я собственными глазами видела, как она вон там на уголку в машину залазила. На заднее сиденье забиралась с дитем в охапке. И вид имела радостный. Ну а тебе что за дело? Скучать, что ли, будешь? Баба с возу – кобыле легче.

– Это вы правы, Валентина Тимофеевна, в самую точку попали, – задумчиво проговорила Людмила, поднимаясь с места. – Пойду заначки проверю. Мало ли что…

– А адрес-то этой профурсетки у тебя имеется? Или в полицию сразу заявишь? – прокричала ей вслед баба Валя. – Если чего, то я свидетелем буду, не сумлевайся!

«Каким еще свидетелем?» – с досадой думала Людмила, поднимаясь к себе на второй этаж.

Значит, нашли родичи Анисью сами, без Людмилиной помощи. Отчего же ты киснешь, детчка? Или рассчитывала по итогам на благодарственные прощальные слова и заверения в вечной признательности? Ведь сама же хотела поскорее девчонок отправить в их провинцию на ПМЖ, мешать они тебе, видите ли, будут, а теперь снова недовольна?

Дверь квартиры была захлопнута на защелку, и то спасибо. В спешке и волнении Анисья об этом могла и забыть. В прихожей никакого беспорядка, в комнате и на кухне – тоже. Людмила с раздражающей грустью взглянула на опустевшую самодельную колыбельку, притороченную тросом к стене у окна. На столе лежала записка. В записке – ожидаемые слова благодарности, а также заверения, что Анисья никогда ее, Людмилу Валерьевну то есть, не забудет. Никогда и ни за что. Но дождаться ее прихода не имеет возможности, посему все пишет на бумаге. И адрес приписан снизу. И даже почтовый индекс. Вот так.

Что там у нас в холодильнике? Жаль, что нету пломбира. Порция мороженого Людмиле сейчас не помешала бы. С клубничным джемом сверху или шоколадной крошкой. Чисто чтобы стресс снять.

Какой такой стресс, вы спросите? Ну не от того же стресс, что Анисья свалила. За Анисью надо радоваться, а червя, который неожиданно принялся усердно глодать Людку изнутри, следует загасить чем-нибудь вкусным. И за книжку скорее. Про Серегу Портнова и его дела можно подумать попозже, через полчасика, а пока, на ближайшие эти самые полчаса – чай, булка с джемом и «Морские рассказы» Конецкого – вполне подходящее чтиво. Точнее – наиболее подходящее из того, что Люда высмотрела на книжной полке у родителей.

Кстати, каким образом Анисьиным родичам удалось с жиличкой связаться? Мобильника у нее нет, аккаунты Витя снес. Занятно.

Людмила прошла в комнату, запустила компьютер. Пожалела, что из упрямства не обзавелась планшетом – к данному гаджету она относилась с пренебрежением, как к игрушке для подростков-геймеров.

Однако включать компьютер не потребовалось. По монитору плавали радужные пузыри «хранителя экрана», и при нажатии «эни кей» открылся интерфейс почтового ящика в разделе «входящие». Не забыть при встрече пришибить Ступина. Хотя – все к лучшему.

Анисья получила такое доброе, трогательное письмо, что Люда, ознакомившись с содержанием, чуть не прослезилась. Отправителем значилась некая Бэтти, надо полагать – та самая адекватная супруга кулачины Карасева. Из контекста стало понятно, что ей невдомек, куда Анисья пропала из своей квартиры – Бэтти заезжала, будучи в Москве с оказией, – и отчего Анисьин телефон постоянно вне зоны действия сети. И что лишь сегодня днем Бэтти догадалась написать ей на электронку. И еще – что хочет с ней встретиться, поскольку она беспокоится, и отец тоже, хоть виду и не подает.

Анисья ответила ей, что в настоящее время нашла приют у хорошей знакомой в районе Карельского бульвара, и тут же получила ответ: «Так это же замечательно! Я как раз проезжаю мимо, спускайся, буду ждать на углу Клязьминской и Проектируемого». Сообщение отправлено со смартфона.

Ну что ж, Миколина, твоя миссия завершена, можешь заняться другими неотложными делами. А Анисья… она тебе позвонит как-нибудь. Или напишет на электронку. И без сантиментов.

Жалко, что так и не решилась Людмила подгузник Клаше поменять. Хоть один-единственный разик. Попросить Анисью об этом было неловко, и сама просьба была бы странной, Анисья же к Людмиле за этим не обращалась. Тоже, видимо, было неловко, а может, не хотела, чтобы чужой человек к ее деточке прикасался.

У Клашки был изумительный кнопочный носик, совсем как настоящий, но только крошечный, и нежный розовый ротик, который она складывала сковородничком, когда собиралась дать реву. С такого близкого расстояния Людмиле видеть младенцев не приходилось, все издалека, из глубин колясок. А они, как оказалось, вкрадчивые весьма существа, так и хочется взять на руки и к груди прижать. И не отпускать. Ты идиотка.

Заметив приближение вялой хандры, Людмила решительно извлекла с полки зачитанный томик Конецкого и заспешила к холодильнику.