Сто одна причина моей ненависти

Спросила не оттого, что не сумела бы обнаружить кривую железяку, сумела бы, конечно. Но задерживаться у опечатанной двери под прицелом видеодомофона ей не хотелось.

– Нет проблем, – ответила, ничуть не удивившись, девица и ткнула пальцем в сторону дверного косяка напротив. – Любуйтесь.

Полюбоваться не получилось. Не было там гвоздика. Никакого, то есть совсем. Отверстие из-под него не считается.

Если придвинуть вплотную к стене вентиляционной шахты ящик, а на него набросить старый матрас, получится отличное место для релакса. Тем более спине отдых необходим, после того как натрудишь ее, пробираясь согнувшись в три погибели через весь чердак.

Он уважал комфорт. Особенно же ему был притягателен комфорт трущобный – это чтобы в какой-нибудь подвальной норе или заброшенной халабуде – наподобие конурки стрелочника у железнодорожного полотна, – обустроить себе местечко для существования. Типа для жилья. Он, конечно, не кретин, чтобы мечтать о подобном жилище. А вот покайфовать – это да, это запросто можно. Наверное, в прошлой жизни он был крысой. Если так, то прогресс налицо.

Он улыбнулся своим мыслям. Крысой он никак быть не мог, это нонсенс, поэтому такие шутки в качестве бархатной самоиронии им разрешались.

Аккуратно уложил на пыльный бетон оранжевую жилетку. До чего же хороша маскировка! Такую надел поверх хоть ветровки, хоть свитера – и все, ты человек-невидимка. Особенно если шапку вязаную, черную, до самых бровей натянуть, а в руки взять метлу или, к примеру, лопату.

На чердак он наведался, чтобы проверить тайник, который обустроил в конце лета. Тайник хороший, надежный. Выбрал место в двух кварталах от дома – и не близко, и не далеко, даже если специально искать, фиг отыщешь. Делиться ни с кем он не желает и не будет. В этом мире каждый сам за себя, если ты не лох, конечно. Он не лох. Но полезность в существовании данного вида не отрицает. И существует-то данный вид с единственной и однозначной целью – чтобы нормальным людям пользу приносить. Выполнил свою миссию – иди, отдыхай, не путайся под ногами.

И вообще он не обязан хоть с кем-то делиться. Проект – его, труд, нервы – тоже его, сам придумал, сам выполнит. А уж как распорядиться приваром, он без советчиков разберется.

Случайностей не бывает. Он искал – и нашел. В узкой щели между врезающимися в кровлю смежными колоннами вентиляции обнаружилась ниша подходящего размера, а то, чем прикрыть зев ниши, он доставил из внешнего мира. По частям. Терпеливо и по частям.

Пришлось повозиться, тягая на верхотуру сам механизм, тяжелый, зараза. Хорошо хоть, что разборный, но и по отдельности каждый блок охренеть как весил. А сердечник был припрятан особо, хотя и здесь же, на чердаке. Самая его ценность и есть – сердечник. Можно было бы лишь его в тайнике хранить, но имелась надежда испробовать конструкцию в действии.

Нужно только придумать, как звук погасить. Шарахнет так, что жильцы МЧС вызовут, а что еще хуже – полицию. Он придумает, верняк. Для чего же мозги еще, если не для того, чтобы схемы придумывать?

Пробрался, согнувшись в спине, к крохотному окошку, осторожно выглянул наружу. Возле противоположной пятиэтажки на скамеечке сидела наша девочка и о чем-то, по всему видно, глубоко размышляла. Ишь. Бумажки какие-то рассматривает, лапа, письмо, что ли, от любимого получила? Симпатичная девочка, хоть и возрастная, под сорок небось, но что за тридцать – это точно. Умничать любит, а напрасно. Оченно девочек уродуют мозги. Даже больше, чем тяга командовать.

Судьбу эрудитки-интеллектуалки он недавно решил, внезапно у него это получилось. Стало интересно, а как она себя поведет, когда край наступит. Зинка-дура не сразу поняла, а когда дошло, только глазки поросячьи пучила. Толстая была, как слониха, вот он и не рассчитал с дозировкой, перезаложился.

Но не любопытство стало основной причиной дубля. Он понял, как ему все это понравилось, и захотел испытать еще раз. Все просчитать, подготовить тщательно и без ошибок, потом исполнить, смакуя. Пожить настоящей жизнью, а не киношной. Чтобы драйв захлестнул, чтобы опьянеть от него.

С этой будет все иначе. Первый блин всегда комом. Свою коллекцию он начнет со второго, забыв про первый. Все коллекционеры немного маньяки.

Устроившись на той же лавочке возле детской площадки, где полчаса назад она надеялась передохнуть и привести в порядок мысли после разговора с Портновым, а на деле ввязалась в склоку с бабой Валей, Людмила рассматривала карандашные рисунки, выполненные Натэллой. Рассматривала рассеянно, совсем невнимательно. Ей было над чем подумать, а чтобы ее отрешенный вид не мог никого удивить, старательно изображала, что сосредоточенно их изучает. Удивить было кого – под присмотром разнокалиберных взрослых на площадку после тихого часа жизнерадостно высыпалась мелюзга.

Эйфория, поначалу накрывшая ее, взяла и улетучилась. И радостное возбуждение пропало. Как тот гвоздик на дверном косяке, который недавно был – и нет его.