Сто осколков счастья

В родном Кириллове к женщинам с малышами относились по-другому: пропускали в очереди, предлагали подержать младенца на руках, качали чужие коляски, оставленные у крыльца магазина… Ну да что теперь вспоминать маленький северный городок! Надо привыкать к жизни в гигантской Москве, тут люди приловчились отключать сознание в толпе: на улицах, в электричках, метро. А иначе не выжить – свихнешься.

Варя это понимала, решила ни на кого не обижаться, пристроилась с Джульеттой возле дверей, потом благополучно сделала пересадку и доехала до нужной станции.

Она выбралась на залитую солнцем улицу, остановилась, ошарашенная бурлением столицы: лавина машин, потоки людей, художники, музыканты, неформальная молодежь в затасканных рубищах, модно одетые дамы, мужчины в лакированных ботинках.

В Кириллове она за всю жизнь не встретила ни одного мужчины в лакированных туфлях!

«Да уж, не вокзальная публика, – радостно отметила Варя. – Москвичи!»

Девушка расправила плечи, приосанилась: скоро и она будет москвичкой – деловой, стильно одетой, спокойно и небрежно бросающей тысячную купюру продавщице цветов. Ах нет, цветы Варе будут дарить поклонники!

Впрочем, хоть москвичи и шли толпами, где находится Кисловский переулок, смог ответить только четвертый или пятый человек.

Наконец, когда нужное направление было указано торопливым взмахом руки, Варя перешла на другую сторону Воздвиженки и оказалась на тихой улочке.

Девушка столько слышала о знаменитых московских переулках, и вот она здесь!

Варя ликовала, наивно решив: теперь она часть столичного артистического бомонда.

Нужный переулок найти оказалось непросто: Нижний, Средний, Калашный… путаница!

Наконец, Варя с восторгом прочитала табличку: «Малый Кисловский» – и пошла по узкому тротуару, заставленному машинами. Возле одного из старых особнячков курили две женщины, явно не приезжие.

– Извините, вы не подскажете, где дом номер шесть? – вежливо спросила Варя. – Там находится…

Она не успела договорить.

Женщины многозначительно взглянули друг на друга, одна указала дымящейся сигаретой вдоль тротуара:

– Третий отсюда, по этой стороне. – И, не дожидаясь, пока Варя отойдет, усмехнулась ядовито: – Кто только в артистки не прется! С ребенком прямо притащилась!

– Да бросит она его! Сейчас на жалость надавит, а потом на вокзале пристроит. Помнишь, вчера тоже артистка с ребенком бродила. Одна родила неизвестно от кого, а все подружки по очереди мамаш из себя изображают.

Варя споткнулась, резкие слова незнакомок ударили в сердце. Она так растерялась, что не нашла достойного ответа.

Да к тому же на воре шапка горит…

«Как они догадались, что Джулька не моя? – лихорадочно думала девушка. – Неужели заметно? Почему же в комнате матери и ребенка никто ничего не заподозрил? Пусть хоть убивают, Джульку я никому не отдам. Она моя, родная!»

Варя с нежностью поглядела на спящую малышку: от вида крошечного личика щемило сердце, кроха стала такой близкой!

Она приподняла колыбельку, с наслаждением втянула нежный аромат, едва уловимое теплое младенческое дыхание. Душу захлестнула волна любви! Соленая на вкус.

«Большой взрыв! – стыдясь собственных чувств, улыбнулась Варя. – Переворот в сознании. Когда-нибудь, на пенсии, заслуженная артистка России Варвара Кручинина засядет за мемуары и напишет: «Материнский инстинкт проснулся в звезде внезапно и довольно рано, в двадцать один год».

«Заслуженная артистка» остановилась возле чугунной ограды невысокого желтого здания: осмотреться, обдумать неприятные слова случайных собеседниц, решить, как вести себя, чтобы не вызывать подозрений?

«Чтобы убедительно сыграть роль, вы должны уметь присвоить жизнь своего героя, сделать ее своей, – вспомнила наставления педагогов. – На усадку любого текста требуется не меньше двух недель. В течение этого срока войдите в тело и душу персонажа, мыслите, как он».

Варя вздохнула: двух недель у нее нет. Придется вживаться в образ одинокой мамы по ходу пьесы, играть по вдохновению.

Она увидела табличку на оплывшей от времени приземистой колонне, сосредоточенно закусила губы: «Российская академия театрального искусства»! Знаменитый ГИТИС, вот где предстояло начинающей актрисе сыграть внезапно свалившуюся на нее роль брошенной матери. И оценивать ее будут не дремлющие в ожидании поезда пассажиры зала ожидания, а внимательные, цепкие знатоки лицедейства!

– Пожелай мне удачи, Джулька, – прошептала девушка и с бьющимся сердцем вошла в раскрытую калитку.

Варя приготовилась увидеть театральную роскошь: позолоту, парчовый занавес, блистательных, недосягаемых примадонн, высокомерных небожителей сияющих артистических вершин.

Но бояться оказалось совершенно нечего – в институте было провинциально, по-домашнему просто: обычные коридоры, разномастный линолеум, стандартная мебель. Под одной из дверей притулились влажная тряпка на самодельной швабре и зашарканное оцинкованное ведро. Пусто, тихо и после летней улицы – прохладно.

– Вы, девушка, куда? – окликнул Варю мужской голос: она не приметила в полумраке охранника.

– В отдел кадров, – бодро ответила Варя.