Читаем Сто поэтов начала столетия полностью

Сто поэтов начала столетия

Лицо пчелы – в нектаре и пыльце.Завершена цветущих лип проверка.И черный пудель лает на крыльце,пугая молодого Гейзенберга…

смазывается неотвратимостью развязки:

…Арбузы серебрятся на бахче,смуглеет тыква, зерна копит дыня…Но знаю я – наступит время «Ч»,и будет плакать на твоем плеченевидимого тайная твердыня.

То, что вседозволенность греха, господство зла – лишь видимость, снимаемая провидением и молитвой, для благочестивого человека, привычно (и всякий раз с новым смирением и усердием) произносящего первые слова Символа веры, – непреложная истина, для читателя стихов – вещь почти запретная. Нет всеобщего и неминуемого преобладания горнего над дольним, нет, попросту говоря, неизбежной смены нынешнего, земного времени, грядущим, вечным. Ведь даже сладость многократного перечитывания любимых книг частично основана на этом детском недоверии к гарантии заранее известного. А вдруг да не погибнет Ленский, не бросится в отчаянии к вокзалу Анна Аркадьевна Каренина. В стихах Кековой слишком часто развязка наступает в самом начале, стартовая формула перечеркивает (либо, по крайней мере, лишает аутентичности) все происходящее следом. Кекова осознанно сужает пространство поэтического высказывания, исключает для себя целую вереницу испытанных приемов и легких путей: политическую актуальность, злободневность тем, нестандартную во всех смыслах метрику и лексику, иронию – список легко продолжить. И в тех случаях, когда удается избежать заданной неизбежности благочестивых развязок, создания Кековой обретают стилистическое равновесие и композиционную завершенность (примером может служить стихотворение-перифраз мандельштамовского «Ламарка»).

Открытость и непредсказуемость финалов не только не ставит под сомнение полноту и непреложность присутствующих в стихах высоких смыслов, но, наоборот, придает этим смыслам дополнительную весомость, вводит их на территорию искусства и избавляет от гладкой риторичности. Иногда в результате появляются подлинные шедевры:

Пространство выгнуто, как парус, –везде закон его таков,и составляют верхний ярусбольшие лица мотыльков.Покуда мы еще над безднойпо пленке тоненькой скользим,своей печалью безвозмездноймы Божий мир не исказим.Жизнь, как вопрос неразрешенный,мы оставляем на потом,и дятел, разума лишенный,и рыба вод с открытым ртомпохожи на ключи, из скважинторчащие, – и видно им,как человек обезображени сыт неведеньем своим.