Сто рассказов из русской истории

Посмотрел на советчика царь:

— Умен, Дурново, умен!

Объявил государь Батенькова психически больным. Доволен Николай I: что бы ни сказал теперь Батеньков, кто же ему поверит, раз он не в своем уме.

Батеньков был и остался отважным человеком. Из Петропавловской крепости он писал царю резкие, негодующие письма. Одно из них кончалось словами:

И на мишурных тронах

Царьки картонные сидят…

— Картонные! — возмущался Николай I. — Я ему покажу — картонные. — И тут же: — Сумасшедший. Вот видите, сумасшедший. Что я вам говорил?

Двадцать лет продержал царь Батенькова в одиночной камере. Наконец смилостивился:

— Ладно, пусть едет теперь в Сибирь.

СУХИНОВ

— Шевелись! Шевелись!

— монотонно командовал офицер.

Пятеро смертников рыли себе могилу. Уходят лопаты в промерзший грунт. Все глубже и глубже яма.

Рядом с могилой врыли столбы.

— Ваше превосходительство, все готово, — доложил офицер генералу.

Подвели обреченных к столбам. Генерал поднял руку, скомандовал:

— Пли!

Взвился дымок из солдатских ружей. Рухнули вниз казненные.

..Декабрист поручик Иван Сухинов был схвачен позднее других.

Невзлюбило тюремное начальство Сухинова. Погнало в Сибирь пешком. Семь тысяч верст прошагал в кандалах Сухинов. Шел год, шесть месяцев и одиннадцать дней.

Попал он на ту же нерчинскую каторгу, правда, отдельно от всех других — на Зерентуйский рудник.

Пробыл Сухинов здесь месяц, второй. Присмотрелся. Освоился. Появился у Сухинова план. Решил он взбунтовать

Зерентуйский рудник Встать во главе восстания. Поднять всю округу. Явиться в Читинский острог. Тут, в Читинском остроге, в то время находилось большинство декабристов. Сухи нов мечтал организовать целую армию из заключенных. Он собирался освободить не только друзей — декабрис- тов, но и всех тех, кто томился по разным сибирским каторгам.

Заключенные в Зерентуйске поддержали Сухинова. Стали сообща готовиться.

— Пули нужны, пули, — говорил Сухинов.

Стали заговорщики в лесу тайно лить пули и делать патроны.

— Первым делом берем цейхгауз [15]. — наставлял Сухинов.

Ходили каторжники вокруг цейхгауза, смотрели, с какой стороны лучше на склад напасть.

Восстание назначили на май.

Все выше и выше над лесом солнце. Все ближе и ближе срок восстания.

И вдруг заговор Сухинова был раскрыт. Страшная участь постигла его участников. Шесть человек, в том числе и Сухинов, были приговорены к смертной казни. Остальных нещадно били плетьми и кнутами.

Сухинова перед казнью хотели клеймить — поставить на лице раскаленным железом тюремные знаки. Для офицера такое наказание было страшнее смерти.

Узнал Сухинов:

— Не радоваться палачам!

Когда тюремщики пришли за ним в камеру, Сухинова не было уже в живых. Он сам покончил с жизнью.

ШЕСТНАДЦАТЬ АЛЕКСАНДРОВ

Александр Бестужев, Александр Муравьев, Александр Якубович, Александр Одоевский, Александр Поджио — брат Иосифа Поджио, моряк, Александр Беляев и еще десять Александров. Всего шестнадцать. Вот их сколько среди декабристов.

Каждый год в конце лета тюремное начальство разрешало для всех Александров устраивать общие именины. Торжественно, весело проходил этот день.

Макар Макаров — солдат из новеньких — несет охрану, ходит вдоль тюремной стены. Знает он, что веселятся сейчас заключенные. Сквозь окна несется дружный смех.

Ходит солдат, рассуждает: «Ишь, смеются! Каторжные, а веселятся, ишь!»

Потом кто-то запел. Басом таким, что Макаров вздрогнул. «Не хуже, чем наш Гаврила», — прикинул солдат. Был у них в деревне певец Гаврила. Голос имел такой, что минуту его послушаешь — неделю в ушах звенит.

Затем кто-то читал стихи. Кто-то играл на скрипке. Снова пели. На этот раз хором:

Ох, вы, сени, мои сени,
Сени новые мои…

«Ишь, веселятся…» — опять о своем Макаров.

И вдруг сквозь песню солдату послышался звон цепей.

Замер Макаров.

«Никак, кандалы сбивают, — пронеслось у него в голове. Прислушался. — Так и есть — сбивают! Железо стучит».

Представил себе Макаров — вырвутся каторжане сейчас наружу. Их много. А он один. И ружье одно.

Сильнее, сильнее кандальный стук.

Бросился Макаров к унтер — офицеру Кукушкину. Вышел Кукушкин из караульного помещения. Прислушался. Верно. Так и есть — кандалы сбивают.

— За мной! — закричал Кукушкин. Бросился к камере.

Однако за дверь не решился. Приложился вначале к замочной скважине. Глянул, выпрямился. Повернулся затем к Макарову и съездил солдата но шее.

— Дубина, — сказал и ушел.

Постоял в изумлении новичок. А потом и сам приложился к скважине. Глянул, не верит своим глазам: в танце, в мазурке кружатся узники. Мазурка — азартный танец. Нелегко в кандалах танцевать мазурку. Бьют по дощатому полу кандальные цепи. Дребезжат и трясутся рамы.

Глазеет обалдело на декабристов Макар Макаров: «Ишь, придумали! Каторжные, а веселятся. Ишь!»

ИСПРАВИЛ

Отправляя декабристов в Сибирь на каторгу, Николай I гадал, как поступить лучше: то ли расселить их по разным тюрьмам, то ли в общий острог со — гнать. Наконец решил: «Вместе держать их лучше. Когда вместе, за ними следить удобнее».