Надо представить ту тоску в сердце, с какой смотрел Хрулев на вражеский флаг и думал: все могло повернуться иначе, если бы не дурацкая «распорядительность» Жабокритского, приказавшего отводить войска с передовых на ночь, несмотря на явные признаки подготовляющейся атаки…
Впрочем, как и следовало ожидать, Хрулев не остановился на Малаховом в бездействии, пораженный отчаянием, а силой шести приведенных с собою батальонов отбил у врага Камчатский люнет. И это похоже уже на чудо, так как самое малое по 10 вражеских солдат приходилось тут на одного нашего… Но удержать «Камчатку» возможности не было.
Пять тысяч человек сложили головы в день 27 мая на бастионах и в люнетах Севастополя. А за генералом Хрулевым в этот день, наверное, еще прочнее укрепилась наивная и давно уже идущая по пятам слава "заговоренного".
И эта слава человека, который все может, и которого пули не берут, сопровождала Хрулева во время четвертого бомбардирования Севастополя и последующего за ним в июне штурма.
Штурма ждали, он был естествен после падения редутов и ключевого Камчатского люнета. Осадные батареи союзников насчитывали около шестисот орудий, и было у них вдоволь припасов. А у защитников города снарядов осталось так мало, что велено было даже переносить бомбы с судов и раскапывать старый вал полигона Северной стороны и выковыривать оттуда ядра.
И вот за сутки перед штурмом артиллерия союзников буквально стала поливать город огнем. Он "был так част, что промежутков, казалось, не было никаких, и все это с визгом и шумом лопалось в воздухе и сыпалось на город, как град!..". "Да, ночь эту я никогда не забуду. Работа была у нас ужасная, по крайней мере, 2000 человек толпилось на маленьком пространстве, чтобы достать несколько земли для заделывания повреждений от денной бомбардировки", — вспоминают участники обороны…
А утром 7 июня огромные массы неприятеля ринулись на приступ. "На всем протяжении перед Малаховым курганом быстро двигалась густая, черневшая лавина штурмующего неприятеля. Офицеры с саблями наголо бежали впереди".
Большую часть этой наступающей массы противник обратил против батареи Жерве. Она была взята.
И тут-то, в самый отчаянный момент, снова появляется генерал Хрулев, будто судьба его выносила именно на те участки обороны и в те моменты, когда уже ничто, кроме его личной храбрости и удачливости, не могло спасти положения.
На этот раз дело шло так.
Хрулев объезжал позиции в тот момент, когда высшего своего предела достигли стоны умирающих, проклятия раненых, крик и ругательства сражающихся, оглушительный треск, гром и вой выстрелов, лопающихся снарядов, батальонного огня, свист пуль и стук оружия.
Взята была батарея Жерве, и домики Корабельной стороны заняты французами, обходившими Малахов курган с тыла.
— Ну, ребята, навались! — будто бы именно этими словами подбадривал Хрулев солдат, и солдаты подбадривали друг друга так же: "Навались, ребята, навались!" А их оставалась кучка, и тут генерал увидел пятую роту Севского полка, возвращавшуюся откуда-то с земляных работ.
— Ребята, бросай лопаты! — Генерал кинулся к этой кучке людей в порыве, который невозможно описать. — Благодетели мои! В штыки! За мной! Дивизия идет на помощь! — А дивизии не было между тем, но момент был схвачен. Остановились растерявшиеся, выбитые с батареи солдаты Полтавского полка, подоспел шесть рот Якутского. Французов выбили из домиков Корабельной, потом с батареи. Из 138 солдат пятой роты в живых осталось 33.
Очевидцы рисовали потом картинки, как в одном месте наши влезли на крышу и поражали неприятеля обломком трубы, в другом кричали, ворвавшись в какую-то занятую зуавами халупу: "Проси пардону, мусью!" В третьем рядовой Ищук преследовал французов, остря на ходу: "Куда же вы? Гости! Гости!"
И все это было на самом деле: и фантастическая храбрость, и шутки, возникавшие в самой неподходящей обстановке, вошедшие в историю как одно из выражений духа народного, и вера в генерала, который все может.
…Генерал Хрулев пережил оборону и умер много лет спустя вдали от Севастополя, но похоронить себя завещал на Братском кладбище, среди ста тысяч своих сподвижников. И там стоит ему памятник. "Хрулеву — Россия" — написано на нем, и еще: