Сто страшных историй

Одежда покойника топорщилась окровавленными клочьями. Левую руку оторвали от плеча. Она свисала вниз на остатках связок, доставая пальцами пола. Руку обглодали, местами до кости. В боку, пониже ребер, зияла глубокая разверстая рана с явственными следами зубов. Из раны нехотя сочилась кровь, густея и спекаясь прямо на глазах. Лицо, также обгрызенное, перекосило жуткой гримасой, словно покойник вдруг ожил и пришел в неописуемый ужас. Это зубы дзикининки придали лицу несчастного Кёкутэя такое выражение, надорвав и перекосив лицевые мышцы и кожу.

Странное дело, меня ничуть не мутило. Я смотрел, запоминал, выстраивал в голове картину произошедшего. Насмотрелся на покойников за годы службы. Да и живые разные попадались. А вот кто-то из вошедших за нами не выдержал, сдавленно булькнул. Я услышал удаляющийся топот. Следом донеслись утробные звуки, приглушенные стенами: беднягу выворачивало во дворе.

— Мои самые искренние соболезнования, Хисаси-сан, — я вздохнул. — Такое и врагу не пожелаешь.

Староста угрюмо кивнул:

— Благодарю, Рэйден-сан. Вы совершенно правы.

— Нет, это вы были правы, удерживая меня. Вряд ли я сумел бы что-нибудь сделать.

— Поэтому мы и покидаем деревню, — тихо заметил Дадзай Хисаси, — когда кто-нибудь умирает. Это давняя традиция. В здешних горах и раньше водились дзикининки. А теперь... Вы сами все видели.

— Да, я увидел достаточно. Скажите, почему вы не сжигаете трупы? Прошу простить меня за неприятную тему, но, по-моему, это был бы наилучший выход. И духу покойного очищение, и людоеда можно не опасаться. Что он будет есть, пепел и золу?

В городах, отметил я, тоже все больше хоронят без сожжения. Тащить каждое тело к трупожогам? Обременительно, накладно, да и скверны не оберешься. Вызывать трупожогов на дом? Еще дороже выйдет. Опять же, не всякий захочет, чтобы презренные эта являлись в его жилище. Может, и здесь, в деревне, та же история? Квартала трупожогов в Макацу нет, и священников нет, надо самим справляться…

Староста вздохнул:

— Боимся.

— Чего?

— Если дзикининки останется без пищи, он может прийти за живыми.

— Но он не ест живых!

Я чуть не брякнул: «Он сам мне сказал!»

— Мало ли? — усомнился староста. — Сейчас не ест, а с голодухи начнет. Нет, лучше не рисковать!

На языке у меня вертелись другие вопросы, просились наружу. Но я понимал: не место и не время. Донимать Хисаси пустой болтовней, когда в доме лежит полусъеденное тело его сына, было бы неприлично.

— Дурной знак, — встретил нас шепот во дворе.

— Знак?

— Невесту видел? Жениха видел? Приезжего?

— Ну, видел…

— Не жди теперь добра в браке! Точно говорю…

— Ага, как начнется, так и продолжится…

4

Отъезд из Макацу

Похороны заняли много времени.

Начали с рассветом. Останки несчастного Кёкутэя обмывали и обряжали в белые одежды всей деревней сообща. Таким образом скверна от соприкосновения с мертвым, вдобавок частично сожранным телом разделялась на множество людей, а значит, доля каждого уменьшалась. Все это время святой Иссэн находился в доме покойного, читая сутры.

Затем тело сына старосты уложили на носилки. Взвалив их на плечи, четверо крепких мужчин, меняясь по дороге с помощниками-добровольцами, отправились на здешнее кладбище — опять же в сопровождении жителей Макацу, включая детей. Весь путь, надо сказать, неблизкий, старый настоятель прошел пешком рядом с носилками, нараспев оглашая молитвы. Голос его был еле слышен, теряясь в рыданиях семьи и земляков.

О ночном происшествии не вспоминали.

Если честно, я ожидал, что проявления горя жителями деревни, в первую очередь семьей покойного, будут иными. Какими? Ну, более резкими, что ли, более трагичными. Ведь бедняга Кёкутэй не просто умер во цвете лет — его сожрали самым противоестественным образом. Но люди вокруг горевали так же, как на любых других похоронах, словно ночью не случилось ничего особенного. Чувства крестьян были притуплены от природы, да и визит дзикининки был для них делом обычным.

Макацу привыкла хоронить объедки.

Широно показывал монаху жестами, что готов в любой момент разместить его у себя за спиной. В конце концов, молиться можно и с удобствами, позволительными для людей почтенного возраста! Иссэн делал вид, что не замечает приглашения. Я не вмешивался, понимая, что сейчас старика не остановит и молния, ударив в землю у его ног.

Кладбище располагалось в двух третях часа[33] ходьбы от деревни, на живописном склоне, густо поросшем ирисами и розовым мхом. За могилами, как я понял, здесь ухаживали с самой похвальной заботой, не в пример большинству городских мест захоронения. Во время погребального обряда и освящения таблички с посмертным именем покойника я отошел к зарослям местного тиса, который на Эдзоти больше напоминал кустарник, нежели дерево. Втайне я надеялся, что Ран подойдет ко мне и мы продолжим разговор. Хотелось смягчить наши отношения после вчерашнего беспричинного скандала. Куда там! Она в мою сторону и не глядела. Если Ран и бросала взгляды, так на Широно — и я предпочел бы, чтобы она никогда в жизни не одарила меня таким злобным вниманием.