Сто суток войны

В «Журнале боевых действий войск Западного фронта» можно познакомиться с теми первыми выводами, которые сделал штаб фронта после девяти дней боев.

Вот как выглядят эти выводы, подписанные генерал-лейтенантом Маландиным:

«В итоге девятидневных упорных боев противнику удалось вторгнуться на нашу территорию на глубину 350–400 километров и достигнуть рубежа реки Березина. Главные и лучшие войска Западного фронта, понеся большие потери в личном составе и материальной части, оказались в окружении в районе Гродно, Гайновка, бывшая госграница… Все части требовали переформирования и доукомплектования.

Характерной особенностью немецких ударов было стремительное продвижение вперед, не обращая внимания на свои фланги и тылы. Танковые и моторизованные соединения двигались до полного расхода горючего.

Непосредственное окружение наших частей создавалось противником сравнительно небольшими силами, выделяемыми от главных сил, наносивших удар в направлениях Алитус — Вильно — Минск и Брест — Слуцк — Бобруйск.

Второй характерной особенностью являются активные и ожесточенные действия авиации, небольших десантных отрядов по глубоким тылам и коммуникациям с целью парализации управления и снабжения наших войск… На направлениях главных ударов противник сосредоточивал почти все свои имеющиеся силы, ограничиваясь на остальных направлениях незначительными частями или даже вовсе не имея там сил, а лишь ведя разведку».

История потом внесла ряд поправок в эти первые выводы. В последующие недели и месяцы из окружения пробились с оружием в руках или просочились мелкими группами десятки тысяч людей, считавшихся погибшими. Некоторым из этих людей потом еще довелось брать и Кенигсберг, и Берлин. А другие десятки тысяч людей тоже оказались не в плену у немцев, а три года воевали в партизанских отрядах Белоруссии и в 1944 году сказали свое последнее слово, содействуя разгрому в Минском и Бобруйском котлах той самой немецкой группы армий «Центр», которая в июне 1941 года брала Минск и Бобруйск.

Думая об этих поправках, внесенных историей, можно лишь гордиться мужеством своих соотечественников. Но, оставляя в стороне эмоции, надо сказать, что только такие, шедшие вразрез со многими предвоенными настроениями, жестокие и трезвые выводы, как выводы Маландина, могли тогда, через девять дней после начала войны, стать предпосылкой наших последующих частных, а затем и более весомых успехов на Западном фронте.

Я привел лишь один документ, но решимость сказать обнаружившуюся правду проходит через множество документов того времени и дивизионного, и корпусного, и армейского, и фронтового масштабов. Отдавая должное людям, ставившим свою подпись под этими документами, не надо забывать два осложнявших дело обстоятельства: во-первых, масштабы несоответствия между тем, чего мы ожидали, и тем, что с нами произошло, и, во-вторых, еще свежую память о всей силе того отрицательного давления, которое вплоть до последнего предвоенного дня прямо или косвенно оказывалось на людей, стремившихся обрисовать истинное положение и воззвать к благоразумию и предусмотрительности. Эта память была еще сильна и обострялась воспоминаниями о целом ряде новых арестов в предвоенные месяцы. Память была свежа, но, к чести людей, о которых я говорю, тревога за судьбу своей родины и связанная с этим прямая необходимость сказать полную правду о сложившемся положении вещей оказалась для них в этот, пользуясь более поздней терминологией самого Сталина, «момент отчаянного положения» выше всех других привходящих соображений.

13 «…я вызвался ехать под Бобруйск с газетами…»

В двух местах моих записок упоминаются две разные даты нашей поездки под Бобруйск. И обе неточные.

На самом деле мы ездили под Бобруйск 30 июня. Я убедился в этом, прочитав целый ряд архивных документов, и прежде всего связанных с особо тяжелыми потерями наших ночных тяжелых бомбардировщиков именно в этот день — 30 июня, и именно в районе Бобруйска.

Для того чтобы объяснить ту картину, которую мы увидели 30 июня на шоссе Могилев — Бобруйск, надо, обратившись к документам, вернуться на несколько дней назад.

Захват Бобруйска и переправа через Березину были связаны с быстрым продвижением правого фланга группы Гудериана. Переправившись через Березину у Бобруйска, немецкие танковые и механизированные части не пошли на северо-восток, на Могилев, а рванулись в обход его, прямо на восток, к Днепру, на Рогачев, и с ходу захватили его.