Сто суток войны

Местное население ненавидело врага и во всем нам помогало, и мы не чувствовали себя, что мы в тылу врага, мы были дома.

Люди рисковали своей жизнью, помогая нам, но как говорят: „в семье не без урода“, так и у нас были случаи, когда староста пытался предупредить немцев и навести их на наш след — расправа была одна: собаке — собачья смерть.

В одном таком бою меня ранило — пулевое ранение правой ноги. Я вынуждена была жить в деревне, как будто бы Князевка, Смоленской области, у крестьянина. Очень хорошая семья, не помню даже, как их звать, но им сердечно благодарна. Ребята из отряда меня навещали, а когда я поправилась, меня взяли в отряд. Продвигался наш отряд ночью и редко днем лесом. Вооружены были немецкими автоматами, были немецкие ручные пулеметы и даже был один наш пулемет „максим“.

Это позволяло нашему отряду осуществлять ряд удачных операций. Как-то мы узнали, что немцы собираются перегонять пленных из деревни на станцию. Ребята устроили засаду и, когда колонна втянулась в этот район, открыли огонь по конвою, а пленные бросились врассыпную — часть пошла к нам в отряд, а более слабых посадили на подводы и отвезли в более глухие места — куда немец боялся вообще показываться. В этом бою потерь мы не имели, но не всегда проходило так гладко. Были случаи, что из разведки или с задания люди не возвращались, их находили или убитыми, или повешенными.

Однажды я пошла на связь в село, зашла к жене партизана, местного учителя (он был у нас в отряде и принес радиоприемник с питанием, что дало возможность слушать Москву). В это время в село въехало две машины с карателями. Всех жителей выгнали на улицу, в том числе и меня.

Построили в один ряд, и немец отсчитывал каждого десятого и убивал. Десятыми были не только взрослые, но и дети. Картина была жуткая: слезы, крики, проклятья, но ни одного слова о пощаде — убивали как заложников за действия партизан. Я была шестая.

Наши, узнав о таком зверстве, перекрыли дороги из деревни и всех немцев уничтожили, не дали возможности даже слезть с машин.

В начале зимы я простудилась и некоторое время не могла участвовать в жизни отряда — жила в деревне, ребята достали у местного населения шкурки, и я пошила им партизанские папахи и рукавицы. 7 ноября мы слушали речь Сталина на Красной площади, а позже нам население передало сброшенную с самолета газету, где была речь тов. Сталина, Да, велика была вера у советских людей в этого человека!

Сплошной линии фронта не было — и наш отряд удачно вышел в район г. Тулы с небольшой разведывательной перестрелкой на соединение с нашими частями.

Нас так же построили, как Вы описываете в книге „Живые и мертвые“, разоружили, сказали нам красивые слова и отправили в тыл, но вот как наши добрались, я не знаю. Меня как медработника направили в резерв медсостава в г. Тулу.

Я впервые за шесть месяцев увидела электрический свет, и это так на меня подействовало, что это была для меня самая счастливая минута — я жива, опять по-прежнему — жизнь идет!

В г. Тула — первое, что я сделала, это послала домой письмо — с первой полевой почтой, ведь у нас почты не было. Можно понять мое состояние. Я писала домой, что жива, здорова, очень о всех соскучилась, как растет сынка? А вот обратного адреса у меня еще нет.

В резерве медсостава Западного фронта получила назначение в группу для эвакуации раненых с поля боя в районе Тургенева за г. Истра — проезжала его ночью: город — трубы, ни одного дома.

Но на дорогах уже были регулировщицы, чувствовался порядок движения, это уже было не то, что у нас. Здесь я видела разрушенные здания, в них раненые, но они были накормлены и как-то согреты. Я брала их в машину и перевозила в эвакогоспиталь. В одной из поездок меня контузило — не помню, то ли артобстрел, не то бомбили с самолета. Около месяца провалялась в госпитале, не помню, где он находился и как назывался. После госпиталя меня направили в резерв, и оттуда я получила направление в эвакогоспиталь Владимирской области — станция Камешки, где работала зубным врачом, потом госпиталь перешел в ведение Наркомздрава, меня, как кадрового командира, откомандировали в резерв, а там, когда узнали, что у меня есть полуторагодичный сын, направили в Москву, а оттуда в Приволжский военный округ, там мне не нашли должности, и меня демобилизовали. И так я приехала в Аткарск, где жил с мамой мой сын Лева.

В Аткарске я встретилась с мужем, который ранее прибыл с частью из Смоленска. Я устроилась работать в госпитале».