Сто суток войны

26 «…из кабины одной из встречных машин высунулся человек и ошалелым голосом крикнул: — Там немецкие танки!..»

Приведенные в записках размышления насчет того, что на шоссе Могилев — Орша по эту сторону Днепра не может оказаться немецких танков, были совершенно необоснованны. 12-го числа днем, когда мы оказались там, немцы не только, переправившись через Днепр, перерезали это шоссе у Шклова, но их 10-я танковая и 29-я моторизованная дивизии, как это показывают отчетные карты германского генерального штаба, своими передовыми частями прорвались уже на пятьдесят километров к востоку от Днепра и перерезали железную дорогу Орша — Кричев.

Другое дело, что, развивая главный удар на северо-восток к Смоленску, немцы в тот день еще не проявляли стремления поворачивать на юг, к Могилеву, вдоль Оршанского шоссе. Эпизод с немецкими танками, подходившими вдоль шоссе к штабу дивизии, где мы оказались, носил, видимо, частный характер. Немцы просто прощупывали силу нашей обороны на этом направлении и, потеряв от огня артиллерии несколько танков, отошли.

Дивизия, к штабу которой подходили эти танки, была 110-я стрелковая дивизия 13-й армии. Она входила в оборонявший Могилев 61-й стрелковый корпус генерала Бакунина, сражалась в этом районе до 26 июля, а потом прорывалась из окружения.

Встреченный нами в лесу на своем командном пункте командир 110-й дивизии Василий Андреевич Хлебцов за свои боевые действия в 1941 году получил два ордена, что было тогда большой редкостью; в 1942 году после выхода из окружения он вновь командовал дивизией, затем был заместителем командира кавалерийского корпуса. 7 мая 1942 года получил звание генерал-майора, а 25 мая погиб на Изюм-Барвенковском направлении Юго-Западного фронта.

Ничему не удивлявшийся полковник, которого мы встретили на шоссе, был Федор Трофимович Ковтунов, начальник оперативного отделения штаба 110-й дивизии. В последующие дни под Могилевом он командовал полком, был награжден орденом, до ноября оставался в окружении, вышел из него и воевал дальше, закончив войну в Восточной Пруссии генерал-майором, командиром 83-й стрелковой Витебской дивизии.

27 «Врач, который шел с ними, оказался крошечной, худенькой женщиной»

Воспоминание об этой мимолетной встрече в лесу под Могилевом оказалось для меня впоследствии первым толчком к тому, чтобы написать «маленькую докторшу» Таню Овсянникову — одно из главных действующих лиц романов «Живые и мертвые» и «Солдатами не рождаются».

Тогда, в июле 1941 года, вернувшись из-под Могилева, я написал очерк о встрече с этой женщиной-военврачом — «Валя Тимофеева». Он был напечатан во фронтовой газете с одними купюрами, а в «Известиях» — с другими. Во фронтовой газете под моей фамилией, а в «Известиях» — под псевдонимом С. Константинов, потому что рядом шел другой мой фронтовой материал за собственной подписью.

Я считал, что эта женщина погибла. Может быть, это шло от общего ощущения тяжести обстановки под Могилевом, а может, еще и оттого, что из всех людей, с которыми я столкнулся в ту поездку, мне потом за все годы довелось встретить только одного человека.

Готовя записки к печати, я вдруг обнаружил, казалось, безнадежно потерянный старый блокнот, бывший со мной в той могилевской поездке, — а в этом блокноте свою тогдашнюю запись о встрече с женщиной-врачом. В виде исключения я полностью приведу эту запись. Она может дать известное представление о том, как вообще первоначально, во фронтовой обстановке, велись записи, на основе которых — в тех случаях, когда они сохранились, — я диктовал весной 1942 года свои записки. Вот эта запись:

«223 с. п. 53-й дивизии.

Начали нас бомбить в роще. Наши тылы полка. Справа и слева от нас были батареи.

Женщина, зубной врач, Валентина Владимировна Тимофеева, 23 года, вылезала из укрытия и доставала и перетаскивала раненых.

— У нас не было комплекта врачей, мне самому приходилось перевязывать, и я попросил, дайте хоть зубного. Вот и дали. Я сам, когда была сильная бомбежка, полз в щель, а она перевязывает на открытом месте. Говорю: „Убьют!“ — „Нет, говорит, пока не убили, надо работать“, а сама перевязывает.

— Я перевязывала раненого, а он рядом, гадина: „Тала-ла-бала“ — и подползает близко. Я раненого накрыла палаткой и говорю: „Милый, лежи спокойно“. Шесть ран у него. Безнадежный, худощавенький такой. Безнадежный, а перевязать все же надо. Он говорит: „Милая, все же подползи ко мне…“

Они осветили нас ракетой. Потом ракета потухла. Я поползла, кричу: „Где вы?“ Но поползла неверно, он кричит: „Я здесь, здесь!“