Сто тысяч Королевств

— Совершенно никаких. После сего безрассудства, я просто горела желанием утворить это исключительно назло. Но, теперь, ежели хорошенько подумать, в моих интересах, чтобы Дарре выжили. Как только представлю себе, сколь изменятся их жизни… разумеется, далеко не в благоприятную сторону. Рабы крайне редкое… хотя мы и называем это совсем другим словом. — С лукавой насмешкой она взглянула на Ньяхдоха. — Но они выживут, сестрица, а где есть жизнь, как известно, есть место и надежде. Разве одно это для вас уже ничего не стоит? К примеру, целого мира?

Я медленно кивнула в ответ, хотя всё во мне сжалось, внутренности, казалось, свело новым узлом. Не в моих правилах ползать на коленях.

— Ладно, пока что сойдёт и так.

— Пока что?.. — Скаймина недоверчиво уставилась на меня, округлив глаза, а потом зашлась громким смехом. — О, моя драгоценная сестричка… Порой я жалею, что твоя мамочка, бывшая изрядной занозой, уже покинула нас. Она, по крайней мере, была из тех, кто способен дать стоящий отпор… или вызов.

Я утеряла свой нож, но не кровь Дарре. Взметнувшись в пол-оборота, я врезала ей с такой силой, что одна из её длинно-каблучных туфлей слетела с ноги, и она со всего маху растянулась на полу.

— Может и так, — выплюнула Скаймине прямо в лицо, пока та ошарашенно моргала ресницами (надеюсь, хотя бы сотрясение ей обеспечено). — Но, кроме того, матушку выучили вести себя, как подобает.

Сжав кулаки до острой жалящей боли под кожей, я развернулась спиной к арене и всем её… обитателям — и удалилась. В полном молчании.

21. Первая Любовь

Да, чуть не позабыла. Когда я только очутилась на Небесах, Т'иврел поведал мне о некоей привычке чистокровных Арамери. Собираться на ужины в узком кругу. Особенные ужины, для гурманов, — в одной из "особых" обеденных зал. Один из таких званых вечеров случился и на моей памяти, но я предпочла не присутствовать. Вам ведь знакомы слухи, ходящие о Небесах? Некоторые из них чрезмерно преувеличены, но большинство — правдивы; в последнем убеждаешься на собственной шкуре. А меж них один, коий я от всего сердца не желала бы свидетельствовать.

Память сходствует: Амн не всегда могли кичиться своей… просвещённостью. Некогда, подобно Крайнему Северу, и Сенм населяли одни лишь дикие, варварские племена; что до амнийцев — тем просто улыбнулась удача, и они вознеслись выше прочих. Стоило отгреметь Войне Богов, и уже весь мир оказался под пятой амнийской культуры, обложенный её безжалостным законом — приговорённый блюсти его надлежащим порядком, и горе непокорным отступникам. Впрочем, не всякий обычай Амн выставляют напоказ. Редкая культура обойдётся без уродливого саженца, а народ — без утаенного скелета. Оттого и крадутся-стелятся глухие шепотки, мол, если что и ценили отродясь высокие амнийские предки, так изысканные явства, а особо и первее прочих — вкус человеческой плоти.

Порой куда более двоедушья, запрятанного в кости, меня пробирает, бросая в опасливую оторопь, кровь, что текёт в собственных жилах.

***

Когда с истязанием Ньяхдоха было покончено, облака вновь свободно заскользили по ночному небу. По-прежнему окутывая слабо мерцающую луну рваными гроздьями, в просветах меж которых мелькали то одна, то другая разноцветная дуга полумесяца, подобно хилым, хворым рукавам радуги. И когда облаяная хмарь продолжила, наконец, свой путь, утекая вдаль, меня отпустило; тугая спираль, свернувшаяся под грудиной, ослабла.

Подсознательно ожидая чего-то подобного, я согласно ответила на раздавшийся стук. Хлопнула дверь. В зеркальном отражении замаячил силуэт Т'иврела, нерешительно топучущегося на пороге.

— Йин, — пробормотал он, запнувшись и запутавшись в словах, и смущённо замолк.

Я оставила его ещё немного побарахтаться в давящей тишине, прежде чем разродиться разрешающим:

— Проходи.

Он шагнул внутрь, ровно настолько, чтобы позволить двери притвориться самой собой. Лишь тогда он поднял глаза меня, очевидно, дожидаясь, что на правах хозяйки я заговорю первой. Но мне нечего было сказать ему; так что, в конце концов, он глубоко вздохнул.

— Энэфадех неплохо приучены переносить боль, — подал наконец голос. — Поверь мне, веками им доводилось обходиться с кое-чем, куда более худшим, чем простая боль. Что меня тревожило по-настоящему, так это твой предел… прочности. Твоя выдержка.

— Покорно благодарна за такое доверие. Нет, веру.

Покоробленный таким тоном, Т'иврел отшатнулся, вздрогнув как ужаленный.

— Для меня ведь не было секретом, насколько ты неравнодушна к Сиеху. Когда Скаймина дорвалась и до него, напустившись что есть силы, я рассудил… — Он отвёл глаза, беспомощно и чуточку сокрушённо разводя руками. — Я решил, что лучший выход для тебя: не быть сторонним свидетелем… всего этого.

— Ибо такое слабовольное и чувствительное существо, как я, сходу выложит свои секреты, выболтав всё, что ни попросят, лишь бы спасти ребёнка?

Лицо сенешаля помрачнело.