Сто тысяч Королевств

Вообще-то, да. Но отчего бы нам двоим не поиграть ещё, отвечая вопросом на вопрос?

— Почему она приходила сюда? Той давней ночью? Ночью, когда до Деркаты наконец дошло: боле дочь его не вернётся?

Я ожидала удивления или что-то вроде того. Но никак не вспышки холодной ярости, вгоняющей душу в пятки.

— С кем вы говорили? Прислугой? Сиехом? Кто разболтал вам?

Порою правда выводит противников из себя.

— Ньяхдох.

Вздрогнув, Вирейн сузил глаза.

— Ясно. Он убьёт вас, так и знайте. Предварительно поиграв. Любимое занятие Ньяхдоха, ежели находится Арамери, столь тупой, чтобы попытаться укротить его.

— Скаймина…

— …не горит желанием взнуздать чудовище. Звериная жажда крови, полыхающая в нём, куда сильнее греет ей сердце. Последнего идиота, что предавался с ним любви, я слышал, развеяло по всему большому двору.

Я вспомнила скользящие вдоль шеи губы Ньяхдоха. Меня передёрнуло, и я кое-как совладала с дрожью, пусть и не до конца. Не то чтобы это удивляло… но возможность отправиться прямиком на тот свет, возлежав с богом в одной постели, как то не приходила мне на ум. У смертных тел свой предел. Истощённый организм засыпает. Каким бы великолепным любовником падший не был, о его мастерстве стоило судить вслепую: каждая отправляющая на небеса ласка могла обойтись в десяток отрезвляющих. Швыряющих прямиком на бренную землю.

Ньяхдоху по силам было вознести меня в это туманное марево… и не отпустить обратно. Он мог бы утянуть меня и дальше, в холодную, безвоздушную (бездушную) тьму, — его истиннные владения. Задохнись я там… взорвись от натуги моя плоть… лишись я последних крох разума… что ж. Вирейн прав: всему виной была бы лишь моя прискорбная самоуверенность.

Я одарила скриптора печальной улыбкой, выказав во взгляде страх, чертовски сильно обуявший меня страх.

— Да, Ньяхдох непременно покончит со мной — если, конечно, его не опередите вы… Арамери. И раз уж моя возможная смерть настолько вас тревожит, не откажитесь ли помочь, дав мне требуемые ответы?

Вирейн безмолствовал, натянув на лицо непроницаемую, словно каменную, маску. Молчание тянулось невыносимо долго. Наконец он снова поразил меня, встав с рабочего места и подойдя к одному из огромных окон. Отсюда свободно проглядывались и весь город полностью, и горы, маячащие вдали.

— Не могу сказать, что хорошо помню ту ночь, — медленно произнёс он. — Двадцать лет тому назад. Я лишь осваивался здесь, в Небесах, направленный сюда после обучения в коллегии Скрипторов.

— Будьте так добры, расскажите мне всё, что только сможете припомнить, — попросила я.

***

Прежде языка богов скрипторы, подобно детям, выучивают языки смертные. Понимают, сколь гибки те — и разум, потребный для них; сколь много понятий, даже близко непередаваемых словами, с одного диалекта на иной. Уразумевают первоотличие сигила от человечьей речи: возможность облечь звуком несказанное. Невыразимое.

И посему зарекитесь навеки доверяться лучшим из них, скрипторов.

***

— Той ночью шёл дождь. Отлеглось в памяти, ибо дожди не столь частые гости в Небесах, тяжелые облака обычно спускаются гораздо ниже дворца. Но Киннет промокла насквозь, добежав от кареты до входа. Мокрые следы стелились по полу, каким бы коридором она ни шла.

Он видел, как она шла, дошло до меня. Либо скрываясь в боковой галерее, либо следуя за ней по пятам, раз пятна ещё не успели сойти. Разве Сиех не говорил, что приказом Декарты все коридоры той ночью опустели? Должно быть, Вирейн ослушался дедова веления.

— Все догадывались, почему она явилась, или думали, что догадываются. Никто не ждал, что её брак станет долгим. Казалось непостижимым, что столь сильная женщина, женщина, рождённная править, всё променяет — и ради чего? — В отражении на стекле я уловила взгляд, брошенный на меня Вирейном. — Не сочтите за оскорбление.

Своего рода вежливость по-арамерийски. Почти вежливость.

— Не берите в голову.

Он тонко улыбнулся.

— Но вот в чём закавыка. Это было ради него. Её неожиданное (нежданое) появление тем вечером. Ради мужа — вашего отца; не вернуть своё положение, но молить Декарту о спасении. О лекарстве от Гулящей Старухи.

Меня словно ударило поддых. Во все глаза я уставилась на Вирейна.

— Более того, она привезла мужа с собой. Одному из слуг случилось заглянуть к кучеру, и он разглядел того там, в горячке и холодном поту (третья стадия, по всей вероятности). Долгое путешествие в одиночку, должно быть, окончательно подкосило его физически, ускорив ход заболевания. Она рисковала всем, поставив на помощь Декарты.

Я сглотнула. Некогда отец был близок к смерти, заразившись от Старухи. Матушка бежала с Небес в зените славы и власти, изгнанная за любовный мезальянс. Два этих знания, два события горели в моей крови. Но связь между ними…

— Как погляжу, она была права, добившись успеха.