Отвратная проницательность. Впрочем, ссответствующая истине.
Что ж, всему своё время. Время молчать, и время говорить. Время бороться, и время вовремя отступить. Открытие в себе души Энэфы в корне всё изменило. Открытие это делало из меня прирождённого врага всех Арамери, ибо таковым для Итемпаса была Энэфа, а они были верными прислужниками его. Впрочем, как не делало и Энэфадех моими союзниками. В конце концов, я не была истинным воплощением Энэфы.
Молчание нарушил очередной вздох Сиеха.
— Тебе надо поесть, — сказал он, вставая. Он вышел из спальни; до меня донёсся двойной хлопок внешних дверей.
Я пробыла меж сном и явью более трёх суток подряд. Рассерженное заявление уйти куда глаза глядят было не более чем блефом; руки дрожали, и я не настолько доверяла ногам в нынешнём их состоянии. Боюсь, даже возжелай я этого на самом деле, моя прогулка бы быстро окончилась.
Любуясь трясущейся рукой, я кисло размышляла, раз уж Энэфадех отравили моё тело, подсадив в него душу богини, то чего им стоило подсуетиться и наградить меня более сильным телом.
— Сиех любит вас, — сказала вдруг Закхарн.
Я опустила руку, уперев в кровать, с надеждой, что дрожь перестанет (или, на худой конец, не станет такой заметной).
— А то я не знаю.
— Нет, не знаете. — Резкость в голосе воительницы заставило поднять голову. Она всё ещё была раздражена, и, похоже, вовсе не из-за несложившегося так называемого "союза". Злость вызвало моё обхождение с Сиехом.
— А как поступили бы вы, выпади вам моя доля? — поинтересовалась я. — Быть по горло обложенной загадками, одна страшнее другой. Радоваться жизни, впрямую зависящей от правильных ответов?
— Я бы сделала то же, что и вы. — Ответ удивил меня. — Я бы использовала всё что можно и что нельзя, лишь бы добиться необоходимой цели. И не стала бы искать оправданий. Но
С недавних пор мне становится не по себе каждый раз, как меня начинают сравнивать с богиней.
— Но и не я тоже, — зло огрызнулась в ответ.
— И Сиех это знает. Но всё равно продолжает любить тебя, — вздохнула Закхарн. — Не забывайте, он — ребёнок.
— Разве он не старше тебя, нет?
— Мы не зависим от числа пронёсшихся лет. Мы верны лишь собственной природе. Сиех — абсолютное воплощение детства. Это… нелегкий путь.
Даже возжелай я вообразить себе такое, особого сочувствия это не вызывало. Похоже, душа Энэфы не привнесла в меня ни толики понимания (и сострадания) невзгодам божественности.
— Так чего же ты хочешь от меня, а? — спросила я устало (пустой желудок тоже не приносил особого довольства). — Может, мне прижать его к груди, когда он вернётся, сказать ему, что всё образуется? А может, мне ещё и вас обнять?
— Просто не причиняйте ему боли снова, — сказала она. И растворилась в воздухе.
Я беспомощно глазела на место, где она простояла так долго. Глаза всё ещё были уставлены в одну точку, когда вернувшийся Сиех воздвиг тарелки у меня под носом.
— Здешние слуги не задают лишних вопросов, — сказал он. — Ради пущей сохранности. Так что Т'иврел был не в курсе твоего… нездоровья, пока не явился я и не разоблачил это, испросив еды. Прямо сейчас наш сенешаль рвёт и мечет, перемалывая в труху прислугу, коей было поручено присматривать за тобой.
Праздник живота. Так одним словом можно было описать груды даррийской еды, возвышающейся на блюде. Лапша
Я подцепила скрученный лист; рука всё ещё дрожала, и не думаю, что от одного только голода.
— Декарта не рассчитывает, что ты выиграешь, — тихо шепнул Сиех. — Не для того он призвал тебя сюда.
Я пристально смотрела на него. Эти слова напомнили о подслушанном в солариуме разворе меж двоими. Не
—
— Ритуал наследования Арамери. Чтобы стать следующим главой семьи, один из наследников должен переместить сигил Владыки — знак, что носит Декарта прямо меж бровей, — себе на кожу. Кто-то один. Или одна. Изначальный сигил важнее прочих, отмеченный им имеет абсолютную власть. Над нами, прочими членами семьи и всем миром.
— Членами семьи? Прочими? — Я нахмурилась. Они и раньше намекали, ещё когда изменяли