Сто тысяч Королевств

Демоны тьмы. Подобно стрелке компаса, всегда стремящейся к северу, покачнувшись, я развернулась к Ньяхдоху. Он отвратил взгляд.

— Что ты там твердила до этого? — Кирью вдруг требовательно повысила тон. — О Декарте?

То особенное участие, казалось, отстало (осталось) миллионом миль позади. Взяв себя в руки, я попыталась вернуться к нему, здесь и сейчас, в попытке избавиться от мыслей об устрашающе разверзщихся небесах — и виде сияющих рук, сжимающих и скручивающих плоть.

— Декарта устравает бал в мою честь, — ответила я наконец, — через неделю. Отпраздновать мое наречение, как одного из возможных наследников. — Я отрицательно потрясла головой. — Кто знает? Может, это и вправду обычный бал.

Энэфадах уставились друг на друга.

— Так скоро, — пробормотал, нахмурившись, Сиех. — Понятия не имею, отчего такая спешка.

Кирью кивнула в тон собственным мыслям.

— Осмотрительный старый паршивец. Похоже, что он задумал церемонию на последующее утро.

— Может ли это значить, что он обнаружил сотворённое нами? — спросила Закхарн.

— Нет, — сказала Кирью, глядя на меня, — иначе она была бы уже мертва, а её душа — далеко отсюда, в руках Итемпаса.

Я вздрогнула при одной только мысли об этом и наконец, оттолкнувшись как следует, взгромоздилась кое-как на ноги. Более я не возвращалась взглядом к Ньяхдоху.

— Как там с вашей злостью на меня? Мы закончили или нет? — небрежно поинтересовалась, разглаживая мятый подол. — Думаю, у нас осталось ещё одно незавершённое дельце.

16. Сар-эн'на-нем

Порой священники всё-таки обмолвливаются о Войне Богов, правда, лишь остерегая от ереси. Энэфа, твердят они, Энэфа виной всему. Предатель. Из-за неё три дня и три ночи люди и звери валялись вповалку, беспомощные и беззащитные, судорожно хватая воздух раскрытыми ртами; медленно тухли их сердца, бухла утроба, не способная испражняться. Считанными часами никли и вяли травы; огромные плодородные равнины обращались безжиненной серой пустошью. Меж тем, солёные воды, зовущиеся ныне морем Покаяния, бурлили, вскипев от жара; а самые высокие из вершин грохотали, делясь пополам. Со слов облечённых властью Итемпаса, то была работа готлингов, бессмертного потомства Энэфы, избравших каждый свою сторону и сражавшихся по всей земле. И были поддержкой им отцы их, Владыки Небес.

Из-за Энэфы, твердят священники. А не из-за падения ея от рук Итемпаса. О том они молчат.

А с долгожданным концом войны, мёртвой сказалась и большая часть мира. А оставшееся же в живых навек изменилось. В моих землях охотники сказывают легенды о диковинных зверях, вымерших ныне; равно как затерялись в веках хвалебные запевы в честь сбора богатого урожая. Те, первые, Арамери и в самом деле много сделали для выживших, старательно гласят проповеди. Магией пленённых в войне богов они воскресили океаны, запечатали горы, исцелили земли. Словом, спасли стольких, скольких смогли, хотя оживить мертвецов даже им было не под силу.

За свою цену, разумеется.

И об этом облечённые дланью Итемпаса молчат тоже.

***

В общем, обсуждать-то там было и нечего. В свете надвигающейся церемонии Энэфадех нуждались в моём содействии более, чем обычно; так что Кирью — пускай и с ощутимым раздражением — но пошла на мои условия. Все мы прекрасно знали о ничтожности моих шансов стать наследником Декарты. И о том, что Энэфадех попросту потакают моей блажи. Пока что оставалось довольствоваться малым; столь долго, как смогу не задумываться об этом всерьёз.

Наконец, один за другим, мои визитёры попропадали в воздухе, оставив меня наедине с Ньяхдохом. Он был тем единственным, по словам Кирью, кому по силам было переместить меня в Дарр и обратно за те немногие ночные часы, что у нас оставались. В опавшей занавесом после их ухода тишине я развернулась лицом к падшему.

— Как? — спросил он коротко. Речь шла, разумеется, о моём видении. Видении его поражения.

— Не знаю, — сказала я. — Но такое случалось и прежде. Однажды мне довелось видеть во сне прежние Небеса. И их гибель — от ваших рук. — Я сглотнула, по коже пробежал мороз. — Я думала, то был лишь сон, но раз мое последнее видение было реальным… — Воспоминания. Я переживала воспоминания Энэфы. Отче Небесный, Всемилостивейший, даже думать не хочу, что это значит.

Его глаза сузились. Лицо вновь заледенело маской — той самой, страшащей, пугающей — и притягивающей одновременно. Я перевела взгляд в точку за плечом Владыки и чуть выше, стараясь не отрывать от неё глаза.

— Оно и было прошлым, — сказал он медленно. — Но к тому времени Энэфа была уже мертва. Ей было не ведомо, что Он творил со мной.

Хотела бы я того же — не видеть. Но раньше, чем я успела подать слово, Ньяхдох шагнул ко мне. Быстрым движением я отступила назад, и он замер.

— Теперь вы боитесь меня?

— Вы пытались вырвать из меня душу.

— И тем не менее, по-прежнему желаете меня.

Я застыла. Конечно, такое он не мог ни чувствовать. Я смолчала, не желая признавать слабость.