Сто тысяч Королевств

— О, но для… — Это вмешался уже другой, помоложе и помассивнее предыдушего оратора, как я заметила, один из ручных зверьков, заклеймённых рукой Арамери. Он зыркал на меня с таким видом, словно я была дерьмом на подошвах его сапог.

— Министр, вы же несерьёзно?! Её требования смехотворны!

Джемд предупреждающе уставился на него, но безмолвный выговор не возымел никакой силы. Отлепившись от стола, парень, угрожающе набычившись, двинулся ко мне. Любую даррийку с детства учат, как управляться с подобным настроем противника. Чисто животная хитрость, и ничего более, подобно тому, как собаки вздыбливают шерсть, издавая угрожающий рык. Лишь в редких случаях за этим жестом кроется подлинная опасность, и истинная сила женщины в умении распознать разницу, отличив явное от мнимого, риск от шумно распущенного хвоста. Сейчас имело место последнее, но стоило держать ухо наостро и вовремя озаботиться, дабы не допустить перемен к худшему.

Вразвалку подбоченясь передо мной, забияка обернулся к приятелям, тыча в меня пальцем.

— Вы только гляньте на неё! Небось, не обошлось без руки скриптора, подмогнувшей доказать, что эту суку вытряхнули на свет из дырки меж арамерийских ляжек…

— Риш! — Глаза Джемда сверкнули бешенством. — Место!

Наплевав на недвусмысленный приказ мужчина — Риш — развернулся ко мне, и мои дурные предчувствия стали неоспоримой явью. За него говорило собственное тело: вызывающая поза, наклон плечей, правая рука, упёртая в бок. Он нацелился врезать мне, наотмашь, слева. Оставались считанные секунды, выбрать одно из двух: уклониться, уйдя с линии удара, или ответить — выхватив звенящую сталь из ножен…

И в эти, рвущиеся в клочья последние мгновения, я вдруг ощутила змеящуюся вкруг меня, сплетающуюся со мной, какую-то остервенело бешеную и безжалостную злую силу… силу, вмиг ощерившуюся смертоносными остриями…

***

То был знак, упреждающий знак — пришедшее на ум невольное сходство.

***

Риш покачнулся. Сжатая как пружина, я по-прежнему была готова к удару. В трёх дюймах от моего лица кулах Риша, казалось, скользнул, словно походя задевая что-то невидимое — и в тот же миг раздался громкий раскатистый треск, будто заскрежетали два камня, обрушившись друг на друга.

Риш испуганно шарахнулся от меня, отдёрнув руку, похоже, озадаченный провалившейся попыткой поставить даррийскую шлюху на место. Он перевёл глаза на всё ещё сжатый кулак, зияющий чёрной латкой. Внезапно явившаяся из ниоткуда, та посвёркивала шлифованными гранями у самых суставов. Будучи вблизи, я видела, как пузырится волдырями вдоль отметиы розоватая плоть, покрываясь мелкими, как бисер, капельками влаги, подобно тому, как выступает сок на трещащем от жара мясе. За вычетом того, что то был след не пламени, но ледянящего холода; я чувствовала дуновение холодного воздуха рядом с собой. Впрочем, без разницы, иссохни и осыпись та от стыни или обуглись от огня, не сырая плоть вскрылась под чернотой раны, но камень.

Удивляло, что Риш запоздал с воплем ужаса и боли.

Никто из собравшихся в комнате мужчин не остался в стороне. Один, остуцившись и зацепив боком стол, едва не повалился на кресло. Парочка бросилась к Ришу, с тщетной попыткой помочь раненому. Джемд тоже было собрался метнуться следом, но тут, должно быть, сработали защитные инстинкты у пресловутого щёголя неподалёку; он придержал предводителя, перехватив за плечо. Разумное решение, ибо первый из бросившихся на подмогу — кто-то из Ток, — уже щупал запястье Риша, в попытке понять, в чём дело.

Чернота распространялась с поразительной быстротой; уже почти вся рука, вплоть до запястья, была цельным куском, блестящим монолитом чёрного кристалла, в грубом подобии кулака. Одни лишь кончики ришевых пальцев оставались пока что живой плотью, но уже и они преображались, очерняясь прямо на глазах. Лишившись рассудка от непереносимых мучений, Риш схватился с токкийцем, начав слепо бороться с соратником; в попытке удержать обезумевшего на месте, тот дёрнул его за пострадавший кулак. И тотчас отпрянул, взбрыкнув, сам, будто тронутый камень на ощупь разил могильным холодом — а после глянул на собственную ладонь: чёрные отметины, ровно зараза, поползли и по той.

Нет, то был не просто кристалл, дошло до меня частицей разума, нескованной покуда ледянящим ужасом. Чёрная субстанция была чересчур красива для обычного кварца, чересчур безупречна в превосходной чистоте огранки. Камень переливался на свету, ровно алмаз; впрочем, не ровно, а именно — именно алмазом чистейшей воды и обратилась изменённая плоть. Чёрным адамантом, редчайшим и ценнейшим среди прочих.

Ток зашёлся пронзительным криком. И не только он, к всеобщему воплю присоединились и другие заговорщики.

Лишь одна я пребывала в прежнем расположении духа, храня на лице бесстрастную маску полнейшего безучастия.

***

Он виновен. Ему не стоило пытаться ударить меня. Он сам заслужил эту участь. Ему не должно было даже пытаться ударить меня.

А тот, кто бросился ему на помощь? Тоже… заслужил?…