Сто тысяч Королевств

— Да, да, помню, — сосуд… но цель её ныне сослужена. Она выкупила твою свободу собственной жизнью. Не пришло ли время забрать награду?

Медленно двигаясь, Ньяхдох опускает моё тело вниз. Я явственно чувствую разгорающуюся в нём ярость — первее прочих. Даже Итемпас выглядит удивлённым, когда падший с грохотом впечатывает в пол костяшки судорожно сведёных кулаков. Кровь с пальцев (моя кровь) разлетается парным вихрем брызг. Зловещий треск предвещает пошедший разломами пол, частью затронуты и стеклянные навесы стен… по счастью, дело не идёт дальше тонкой паутинчатой сети трещин. Взамен рассыпается щебенем плинт в центре залы, с позором выплёскивая на пол Камень Земли и усеивая всех сверкающими песчинками. Пятная белоснежной взвесью.

— Большим, — выдыхает хрипло Ньяхдох. Развёрстая тьма всё дальше и дальше бороздит ему кожу; падший едва-едва вмещаем смертной плотью, что есть его темница. Когда он взрастает с ног и разворачивается, с рук сочится каплямми нечто, исполненное черноты, слишком густой и вязкой, чтобы быть кровью. Плащ тьмы, что кружит по воздуху, дробясь схлёстнутыми плетьми мрака, подобен сотне крошечных вихрей.

— Она… была… большим! — Мрак дробится, как и он сам. Едва-едва сохраняя связность речи. Изживший несчётную тьму веков в безьязычной немоте, прежде языка… Возможно, самый инстинкт его вопиёт отрешиться от дара речи в секунду нужды, доведённой до края, попросту извергая из себя ярость громогласным рёвом. — Больше сосуда. Она была последней надеждой. Моей надеждой. И твоей.

Кирью — зрение отшатывает к ней против воли — выступает на шаг вперёд, протестующе открывая рот. Закхарн ловит её руку, предостерегая. А она умна, думаю я, по крайней мере, определённо поумнее мудрейшей Кирью. Ньяхдох словно помешан до смерти.

Впрочем, то же творится и с Итемпасом: Пресветлый пожирает глазами падщего, вперяясь в него словно на дуэли и перебарывая бешенство собрата. И в глазах его — ничем неприкрытое, чистое вожделение, безошибочное узнаваемое под налётом бойцовского напряжения. Ну, конечно: сколь много эонов они истощались непрестанными сражениями, поддаваясь попеременно от грубого насилия до странной (страстной) жадной охоты? Или, быть может, Итемпас попросту неизмеримо долго пребывал без любви Владыки Ночи, так что теперь готов забрать всё, даже ненависть придётся к месту.