Сто тысяч Королевств

— Мы не зовём их богами. — Вирейн слегка улыбнулся. — Иначе это было бы святотатство — против единственного истинного Бога, Отца Небесного, и тех детей его, что не предавали веры. Но не именовать же падших рабами, верно? В конце концов, кто, как не мы, объявили рабство вне закона много веков назад.

Вот за это люди и ненавидят Арамери — ненавидят по-настоящему, а не просто возмущаются главенством их власти (и готовностью с лёгкостью её использовать). Арамери — чересчур искусные лгуны (в особенности, насчёт себя и собственных грязных делишек). Более того, они упиваются страданиями своих жертв.

— Тогда почему бы вам попросту не звать их как есть? — спросила я со злостью. — Оружием.

Сиех смотрел на меня. Нарочито безучастным взглядом. Недетским взглядом.

Вирейн болезненно поморщился:

— Рассуждает, как истинный варвар, — сухо произнёс. И улыбка, коей он сопроводил слова, вряд ли могла смягчить неприкрытое оскорбление. — Вы должны понять, леди Йин, что, подобно нашей далёкой прародительнице Шахар, мы, Арамери, — прежде всего, первейшие и вернейшие слуги Итемпаса, Небесного нашего Отца. Это его Именем несём мы Свет в этот мир. Мир, порядок и просветление. — Он развёл руками. — Слугам Итемпаса нет пользы — нет нужды — в оружии. Орудия, разве что…

Довольно. Я слышала достаточно. Понятия не имею, каков его ранг, какой мой, — а заодно и прочие тонкости наших семейных сношений. Не знаю — и знать не хочу. Я устала, сбита с толку и порядком далеко от дома. И раз «варварские манеры» облегчат мне понимание, то быть посему.

— Итак, «Энэфадех» значит «орудие», верно? — спросила требовательно. — А может, иным делом, попросту — «раб»?

— Иными словами, это значит — «мы, те, кто помнят Энэфу», — подал голос Сиех. Он всё ещё сидел, подпирая подбородок кулаком. Вещицы Вирейна не изменились — зрительно, — но я была абсолютна уверена, что скрипторы ждут милые сюрпризы. — Она была одной из убитых давным-давно Итемпасом. Дабы отомстить за неё, мы и вступили в войну с Ним.

Энэфа. Священники никогда не называли её имени.

— Предатель, — пробормотала я вслух, не подумав.

— Она никого не предала! — сорвался на крик Сиех.

Я не смогла счесть, что подразумевал Вирейн, одарив бога тяжёлым взглядом из-под низко-опущенных век.

— И то верно. Трудно назвать предательством продажу себя как шлюхи, не так ли?

Сиех зашипел, ощерившись. На миг что-то нечеловеское — звериное и жестокое — глянуло на меня; но минутой спустя, соскользнув с места, он снова казался обычным парнишкой, правда, сотрясаемым крупной дрожью, — от бессильной, рвущейся наружу, злой ярости. Подсознательно я даже испугалась, что сейчас он выкажет Вирейну язык, но в глазах у него плескалась застарелая ненависть.

— Я посмеюсь, когда ты сдохнешь, — тихо сказал он.

Кожа покрылась пупырышками, волоски стали дыбом от страха.

Этот зло звучащий теперь тенор был голосом не ребёнка, но мужчины. Взрослого мужчины.

— Я заберу твоё сердце к своим игрушкам, а потом заброшу его, пнув ногой, так далеко, что не найти и вовеки. А когда я наконец обрету свободу, клянусь, что открою охоту на всех твоих потомков и сотворю с ними то же, что проделали со мной.

С этими словами Сиех и исчез. Я заморгала в удивлении. Вирейн вздохнул:

— Вот поэтому, леди Йин, мы и используем кровные печати. Имейте в виду, что всё, сказанное им, пустые угрозы. Сигил не позволит ему ничего такого, однако даже у подобной защиты есть пределы. Приказ высокопоставленного Арамери (или ваша собственная глупость) может подствить вас под удар.

Я нахмурилась, вспоминая, как Т'иврел заклинал меня найти Вирейна. Лишь чистокровные могут приказывать ему сейчас. А сам сенешаль — как там он звал себя? — полукровка.

— Моя собственная глупость? — спросила я.

Вирейн уставился на меня жёстким взглядом.

— Их долг — незамедлительно выполнить любое ваше повеление, леди. А теперь подумайте внимательно, сколько наших фраз, брошенных небрежно или иносказательно, можно толковать как приказ? При некоторой толике воображения. — Когда я нахмурилась в раздумье, он закатил глаза. — Полно! Возьмём, к примеру, любимую присказку простолюдин: «Да чтоб мне в ад провалиться!». Что, никогда не приходила на язык, в гневе? — Я медленно кивнула, он наклонился поближе. — Говорим так мы, конечно, от злости или возмущения, не имея в виду ничего особенного. А теперь повторите по слогам: «Я. Хочу. Отправиться. В. Ад.» — читай — «Отправь. Меня. Туда.».

Скриптор сделал паузу, ожидая, пока до меня дойдёт сказанное им.

Хоть я и дикарка, но не самая глупая.

Видя дрожь, охватившую меня, он удовлетворённо кивнул и откинулся на спинку стула.

— Просто разговаривайте с ними исключительно по делу, — сказал он. — Ну, а теперь мы… — Он потянулся к чернильнице и звучно выругался, когда та опрокинулась от одного лишь прикосновения (Сиех ухитрился подложить под дно кисть). Чернила забрызгали всю столешницу, подобно…

…подобно…

…а потом Вирейн коснулся моей руки:

— Леди Йин?! Вы в порядке?!

* * *