Сто тысяч миль (СИ)

Это прозвучало негромко, но при этом так жёстко, что, наверняка, напряглись бы и суровые разведчики. От такого тона на контрасте с прошлой нарочитой вежливостью впору было поёжиться. Не хотела бы я услышать его в свою сторону. Вот и «девочки» тоже заморгали обескураженно, выглядели до глубины души оскорблёнными. Наконец, отступили на шаг и всё же ретировались под его непреклонным взглядом.

— Прости за эту сцену, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Похоже, не все ещё осознают важность вашего вклада в наше общее дело.

— По-моему, дело было совсем не в этом, — мотнула головой я.

— Неважно, в чём было дело, — отрезал Беллами. — В наших законах прописано равенство и требование уважать достоинство каждого. Каждого — значит каждого. Без исключений. Даже если «каждый» — это человек из другого мира. Чем раньше они это запомнят, тем лучше.

Остановившись в углу зала, «девочки» бросили на меня злые взгляды. Активно зашушукались. Перебросились ещё парой фраз и, наконец, исчезли где-то в глубине толпы поодаль. Избавившись от их неуместного внимания, я едва не вздохнула с облегчением.

— Не думаешь, что после такого к тебе больше никто не подойдёт? — повернулась к нему, не удержавшись от раздражающего, непонятного мне самой желания что-то об этом сказать. — В смысле не только сегодня, а вообще. Они явно сильно расстроились, и…

— И что? Я вроде уже дал понять, что они меня не интересуют, — пожав плечами, ответил Беллами. Посмотрел внимательно, заворожённо, так, будто кроме нас в зале никого не было. Или не только в зале — во всём чёртовом мире. — Кстати, тебе уже говорили сегодня, что ты красивая?

Ох. От его мягкой, будто скользнувшей ненароком улыбки сердце невольно ёкнуло, сжалось в сладком спазме, сбилось с ритма — снова. Даже если он делал всё это не намеренно… боги, как же хорошо у него получалось. Каждая из тех девчонок наверняка бы пищала от восторга, оказавшись сейчас на моём месте. С ума бы сошли от этого бархатного тона. Захлебнулись бы от этого взгляда. Да им бы хватило для обморока одного только того предложения на корабле. Я и сама едва держалась. Как же хотелось просто улыбнуться, сказать в ответ какую-то милую глупость, наконец, сдаться этому странному притяжению, опять коснуться, снова позволить его тёплым ладоням скользнуть по моим, нежно перебирать мои пальцы, поглаживать костяшки, пока по спине бы бежали мурашки. Боги, как же сильно мне всего этого хотелось. Сопротивляться совсем не осталось сил.

Внезапно закружилась голова. Внутри всё свернулось в болезненный комок. Нет. Я не имела права. Будь на кону только моя душа, моя гордость, моя жизнь — возможно, да. Возможно, я бы сдалась прямо здесь. Прямо сейчас. Но после сегодняшней победы Беллами больше не был простым командиром. А я не была простой девчонкой из Клана. Я была офицером экспедиции с чёртовой орбитальной станции. Я была той, на кого все рассчитывали. У меня была миссия, у меня была ответственность за всех, кого я во всё это впутала. И слишком много всего остального.

Довериться Лесному Клану придумала я. Я привела сюда всех наших и теперь не могла позволить своим слабостям слепо вести меня. Что, если Джон всё-таки был прав? Что, если для Беллами всё это было просто игрой? И очередная партия началась сразу после предыдущей, прямо сейчас? Что, если даже «девочки» были постановкой, призванной пустить пыль в глаза? Я ведь никогда не была такой, как их девушки, по всем возможным параметрам, и тем интереснее было меня победить. Обольстить. Сыграть на личной симпатии, привязать к себе, чтобы мне не хотелось никуда уходить. Чтобы я по собственной воле сражалась за них, пока им это удобно. Единственным их козырем в войне с Роаном остались мы. Наши изобретения. Наши технологии. Пленники бы не старались. А вот обязанные всем спасённые — ещё как.

— Извини. Мне пора. — Я поднялась на ноги, встречаясь с его удивлённым взглядом. — Рада, что мы смогли договориться. Ещё раз поздравляю.

— Ты куда?

— Отдыхать. Я немного устала. Хорошего вечера.

Радуясь, что не успела наговорить ничего лишнего, я быстрым шагом покинула зал, но даже морозный холод ночи не подарил облегчения и не прояснил запутанные мысли. Земля под ногами, устланная камнем, всё равно казалась зыбкой и шаткой, пальцы совсем занемели, а грудную клетку будто зажали в тиски. Казалось, я брела в бесконечной тьме без направления и цели. Я нырнула в неё вслед за Уэллсом, потерялась, запуталась, уткнулась в тупик и никак не могла найти путь обратно. В прострации я едва переставляла ноги в тишине улицы и не сразу заметила две фигуры, преградившие мне путь.

— Кто это у нас здесь? Это она? — неизвестная обратилась к ещё одной фигуре рядом с собой и выразительно посмотрела мне за спину.

— Она самая. Небесная, — с презрением отозвалась та, что рядом с ней. — Хватайте её.