Сто тысяч миль (СИ)

— Зато мы увидели родителей. Узнали, что на «Ковчеге» всё хорошо, — попытался приободрить нас всех Монти.

Только от прежнего счастья при виде мамы не осталось и следа. Я представляла всё это себе совсем не так. Не так, что мои первые слова «Ковчегу» будут о том, что Уэллс мёртв. Меня всё ещё передёргивало от боли на лице Советника в миг осознания, что его сына здесь нет. Что его больше нигде нет. Она всколыхнула мою собственную, спрятанную глубоко внутри.

Аарон возник за моей спиной, заставляя меня вздрогнуть.

— Мне лучше повесить на тебя прослушку и следить за каждым словом, или ты не будешь делать глупостей?

— Я похожа на человека, которому ситуация позволяет делать глупости? — огрызнулась я. — Просто скажи. Ты собирался предать меня с самого начала, да? За этим так сюда зазывал?

— Помни, что твой землянин был бы уже мёртв, если бы не я.

— Сволочь, — сцепив зубы, я отвернулась. — Ему бы вообще ничего не угрожало, если бы не ты.

— Думаю, нам пора идти, — невозмутимо ответил он.

Целый ряд лифтов был центральным транспортным узлом этого проклятого места. Нас загнали в огромную кабину первыми. Я смотрела на панель и почти хотела смеяться от дурацкой иронии судьбы. Девять кнопок с цифрами — девять уровней подземного обиталища Данте Уоллеса. Эта божественная комедия явно скатывалась в фарс. Ящики с обещанными товарами стали грузить следом. Они оттеснили нас к стенам, заставляя вжаться в углы под суровыми взглядами конвоя. Джон оказался совсем рядом со мной, и я всё всматривалась в его хитрый прищур. Пыталась разгадать, какие подлые идеи крутятся в его мелочном воображении. Будь я им, что бы я задумала теперь?

— Что? — спросил он, заметив мой взгляд. Рэйвен и Монти отделяла от нас массивная стопка коробок и два ящика. Его вопрос расслышали разве что наши соглядатаи, но и то вряд ли. Они стояли в нескольких шагах.

— Беллами всё мне рассказал, — я тихо произнесла всего четыре слова, но Мёрфи почти пошатнулся. Вздрогнул и побледнел. Я усмехнулась: — Что, даже ты поверил в мою сказку для остальных? Про то, что это я его уговорила на этот поход? Правда в том, что это был единственный выход из той задницы, в которой мы оказались по твоей милости. Почему каждый раз получается так, что я должна скрывать от всех очередной твой грязный секрет?

— Может, потому что тебе стоит перестать быть в каждой бочке затычкой? — выплюнул он.

— Зачем ты вызвался с нами наверх, Мёрфи?

— Хотел сказать спасибо за помощь.

— Ты просто отвратителен.

— Но всё же добился своего. Мы здесь. Хочешь порассуждать о целях и средствах?

— Хочу сказать, что ты исчерпал свой лимит вторых шансов. Одна ошибка — и ты труп. И это совсем не метафора. Ошибка — это, например, если Беллами или его люди хоть как-то из-за тебя пострадают.

— Согласно Протоколу, ты должна любой ценой спасать экспедицию и «Ковчег», а не первого встречного, который лишил тебя девственности. Или тебе этот процесс настолько понравился, что ты так быстро обо всём позабыла? Ты должна сказать ему правду. Должна заставить их нас спасать любой ценой. Иначе это предательство, до которого ещё не опустился даже я.

— Пошёл ты, — впившись ногтями в ладонь до боли, я едва не выругалась в полный голос. Шёпот звучал хрипло и зло: — Наши отношения — это не твоё дело. Может, я и предательница, но я не собираюсь во второй раз смотреть, как дорогой мне человек умирает из-за Протокола. Уэллса мне было достаточно. Мне не нужны такие жертвы, я не хочу их принимать. А «Ковчег» — не сборище беспомощных детей, чтобы их спасать. Как-нибудь разберутся. Если попробуешь что-то сейчас мне испортить — на своей шкуре узнаешь, насколько сильно мне теперь плевать на Протокол.

— Вот видишь, — он усмехнулся со мстительной иронией. — Как бы ты себя не обманывала, ты ничем не лучше меня. Такая же эгоистка. Хотя кто бы мог подумать, что ты так легко скатишься в эту пропасть безнравственности?

Ничего не ответив, я прижалась к стене гудящего лифта. Выдохнула. Пусть это выводило из себя, Джон был прав. Кларк Гриффин, что ступила на Землю полгода назад, никогда бы не сделала такой выбор. Но я — уже не она. И в этот конкретный миг мне навсегда перестало быть за это стыдно.