Читаем Сто тысяч раз прощай полностью

Сто тысяч раз прощай

После заключительного спектакля я следил за их беседой из-за кулис: Фран смеялась каким-то шуткам моего отца, положив руку ему на запястье, а затем поклонилась и разве что не упала на колени – как мне показалось, в порыве благодарности. Меня радовало, что они так легко нашли общий язык. Я не сомневался: он ее полюбит и она, вероятно, тоже в нем что-нибудь разглядит – некие качества, коим еще предстояло проявиться в его сыне: быть может, цельность характера, незлобивость.

То есть я наблюдал со стороны. Просто наблюдал. Присоединись я к ним, эта магия, вероятно, была бы разрушена, да к тому же я отчаянно надеялся, что получу еще массу возможностей побыть с ними вместе – с двумя самыми важными на тот момент людьми в моей жизни. Хотя они потом раз-другой говорили по телефону, новых встреч уже не случилось, а я до сих пор вздрагиваю от мысли, что никогда больше не увижу ни его, ни ее.

Ладно, замнем.

Замнем.

Это история одной любви, хотя сейчас, когда она завершилась, мне уже думается, что любовь здесь не одна, ее проявлений больше – как минимум четыре или пять: семейная любовь; отеческая любовь; дающая нам силы любовь-дружба; неудержимая вспышка первой любви – слепит так, что вблизи не рассмотреть, пока не догорит. Диапазон смыслов одного слова ограничен, и можно только удивляться отсутствию других слов, способных описать столь многогранные и весомые явления. Но пока других слов не придумали, одно это слово с необходимостью будет обозначать все виды любви, включая супружескую.

Моя жена. Привыкну ли я когда-нибудь к звучанию этих слов? Вернувшись домой после того вечера встречи, я увидел задремавшую на диване Нив; лампа для чтения горела так близко к ее голове, что в гостиной пахло жженым волосом. Я погасил свет; Нив тут же вздрогнула и проснулась:

– Что? Ой, привет.

– Здесь пахнет жженым волосом.

– Разве? А, это мои новые духи. Для свадьбы куплены, «Cheveux Brules»[14].

– Приятные.

Она зевнула и ощупала голову.

– Который час?

– Без четверти десять.

– Изверг. Ну и где она теперь?

– Ждет внизу, в машине.

– Ты серьезно?

– Я поднялся, чтобы закинуть в сумку кое-что из вещей.

– Но машина – наша общая.

– Машину мы забираем.

– Как-то вы резко. Можно я хотя бы телевизор себе оставлю?

– А вдруг он будет напоминать обо мне?

– Вряд ли. Кто позвонит отменить банкет?

– Утром разберемся. – Я ее поцеловал. – Можно мне присесть?

Нив подвинулась, и мы сели рядом, соприкасаясь головами.

– Здорово, что мы способны смеяться по такому поводу, правда? – сказала она.

– На самом-то деле, Нив, это ты способна смеяться по такому поводу.

– Значит, можно посмеяться?

– Можно.

– Ну и хорошо.

– Пошли ложиться.

Мы не сдвинулись с места.

– И как она?

– Постарела.

– Вот это удивительно.

– Была в прекрасном настроении. Как и все остальные. Она счастлива.

– А ты?

– Я тоже.

– Ну вот видишь, – сказала она. – Это же предел мечтаний, верно? Как раз то, что тебе нужно. Наконец-то ты понял.

Наконец-то я понял.

Благодарности

Благодарности за поддержку, веру и справедливые суждения адресуются моим первым читателям: это Дэмиан Барра, Ханна Макдональд, Роанна Бенн, Майкл Маккой. Я бесконечно признателен Джонни Геллеру, Кейт Купер, Кэтрин Чо и всем сотрудникам агентства «Кертис Браун».

Ник Сейерс из «Ходдер энд Стотон» остается лучшим из возможных редакторов; также хочу поблагодарить Эмбер Берлинсон, Сесиль Аспилан, Люси Хейл, Каролин Мейс, Джейми Ходдер-Вильямса, Аласдара Оливера, Сьюзен Спратт, Джеки Льюис, Элим Морли и четырежды ветерана авторского невроза Эмму Найт.

Наконец, хочу выразить благодарность Бруно Уэнгу за его щедрость, Эммануэль Квизи Кисон, Карен Фишуик – фантастической Джульетте, открывшей мне глаза, и Квизи Ташкиран – за то, что нас познакомила. Еще я многим обязан настроению и звучанию песни «David’s Last Summer» группы Pulp.

И наконец, по традиции любовь и благодарность Ханне Уивер за ее чувство юмора, терпение и поддержку.