Стоянка поезда всего минута

Но что-то кольнуло внутри. Неприятно кольнуло – Петя. Петя с его самолюбием. Как он это воспримет? Вряд ли ему придется по душе ее самовольство.

Ой, ну ладно! Скажет, к примеру, что хотела сделать сюрприз будущей свекрови ко дню рождения! Кстати, не забыть бы выяснить у Зойки, когда этот день рождения. А Петя простит – она же из лучших побуждений!

Накануне отъезда гуляли всем двором – пришли Петькины друзья. Народу было полно, еле расселись. Пили домашнее молодое вино, крепко бьющее в голову и ноги, соседки несли свои угощения – огромные, исходящие соком чебуреки, конечно же, синенькие в разном исполнении – и икра, и соте, и баклажаны с орехами: и по-армянски, и по-грузински, и по-хохлятски, как здесь говорили, и по-еврейски. Несли зеленую стручковую фасоль, жаренную с помидорами и залитую яйцом, здоровенные, пышущие жаром, только со сковородки, котлеты, рыбу всех сортов и размеров: бычков, кефаль, шамайку. Со стуком бухнули на стол большущее ведро только что сваренных раков, и по двору разнесся густой аромат укропа.

Как было вкусно и пьяно! Сидели до рассвета, пели под гитару, танцевали. Счастье! Какое же все это было счастье! Теплый южный вечер, молодое терпкое вино, запахи душистого табака, жареного мяса, вареных раков, арбуза и дынь!

Поезд уходил в полдень. Петина мать собирала детей в дорогу – ящик винограда, ящик персиков, ящик груш и ящик помидоров. Пятилитровая бутыль домашнего вина от соседки Зины. Наволочка вяленой рыбы от друга Митьки. А еще чебуреки, отварная картошка, остатки пирогов и котлет.

Господи, да разве можно все это съесть за какие-то сутки? Потом оказалось, что можно.

Прощались всем двором. Женщины всплакнули, просили Петра не забывать мать. Обнимали Юлю и говорили, что она своя, и это было лучшим признанием.

Мужчины сурово жали руки и желали счастья.

Все уже знали: эта московская девочка – Петькина невеста. Шутили, чтобы молодые не зажали свадьбу.

– Не зажмем, – смущался Петр и прижимал к себе Юлю.

С матерью обнялся коротко, но было понятно – переживает.

Прощаясь с Юлей, будущая свекровь протянула ей колечко – узенькое, золотое, с маленьким синим камушком.

– Не обессудь, – смущенно сказала она. – Недорогое, но памятное. Муж мне на свадьбу подарил. – И, заплакав, она отвернулась.

Чувствуя, что сейчас тоже расплачется, Юлька чмокнула Зойку. У той тоже были глаза на мокром месте. Смущенный Петя щелкнул сестрицу по носу и попросил «быть человеком». Та надулась.

В поезде вдруг стало грустно. Теперь они снова будут видеться нечасто – раз-два в неделю уже хорошо. У нее первый курс, у него четвертый. В общем, праздники кончились, и наступают будни.

Как же хорошо было в Ростове! Эту поездку Юля запомнит навсегда. Такого больше не будет.

Что за бред лезет в голову, что она себе напридумывала? Какое там «навсегда»? Они скоро поженятся и будут ездить туда каждый год! И снова будет теплый южный вечер со всеми его невозможными запахами, и широченный Дон, и белый песок. И пестрый, остро пахнущий рынок со всеми его щедрыми дарами, и старый двор, наполненный родными людьми, и молодое вино, бьющее в голову, и рыбка-шамайка, которой нет больше нигде. И скрипучая до невозможности тесная кровать, и розовая герань на столе, покрытом вязаной скатертью. Все еще будет! И сколько раз! Впереди у них целая жизнь, и они и не думают расставаться, еще чего! Да и кто их может заставить – просто смешно! У них такая любовь, какой почти не бывает.

И все-таки, по дороге с вокзала Юля ревела, как будто провожает Петю на фронт. Дотащив сумки и ящики до двери квартиры, он обнял ее.

– Не зайдешь? – удивилась она.

– Нет, Юлька. Еще надо до общаги добраться, со всеми поздороваться, раздать подарки ну и посидеть с парнями, выпить винца, иначе обида.

Она сморщила нос. А вот она бы с ним не расставалась. А ему, выходит, посиделки с друзьями важнее.

Ну и ладно. Завтра она пойдет к Лельке, чтобы не сидеть, как дура, у телефона! А Петька пусть звонит, переживает. Так ему и надо.

Дары юга мама восприняла с удивлением.

– Ого! Ничего себе. Щедрая, стало быть, женщина Петина мать.

– Это все вместе, в складчину, там так принято. Ой, мам! Как же там было здорово! Такие люди! Здесь таких нет.

– Люди везде одинаковые. При чем тут «там»? – усмехнулась мать. – Просто ты, Юля, как околдована. Стала рассеянной, странной, будто тебя зельем каким опоили. Ничего не видишь вокруг.

– Чего я не вижу? – вскинулась она. – Что такое я пропустила? Это ты, мам, странная – не можешь порадоваться за родную дочь. Ревнуешь, что ли?

– Бред, – отрезала мать. – Я – и ревную! Просто мне, Юля, не нравится вся эта история с твоим поспешным браком. Тебе восемнадцать – какой замуж, окстись! Вся жизнь впереди, все радости! А свобода? Да ничего нет дороже этих самых студенческих лет! Ни-че-го! Гуляй – не хочу! А ты… Добровольно лезешь в ярмо и еще предлагаешь порадоваться вместе с тобой.