Стоянка поезда всего минута

Лелька растерянно развела руками. Забыли. Забыли в суете купить подарок ребенку.

Но на златокудрого ангела прикрикнула мать:

– Глеб, ну чего тебе еще не хватает? Иди к себе, займись чем-нибудь! Подарок ему! Уже из жопы все лезет!

Лариса завела девочек в свою спальню и распахнула шкаф.

– Выбирай, – милостиво кивнула она Юле. – Здесь выходное, здесь поскромнее. Тебе на свадьбу? Ты, что ль, невеста?

Юля молча кивнула.

– Ох, девки, – вздохнула Лариса. – Ну куда вы спешите! Торопитесь, думаете, не успеете? Это ж ярмо, тюряга! Пожизненное, понимаете? А ты? – Презрительный взгляд на дочь. – Тебя, как я понимаю, в загс не зовут? – И, не дожидаясь ответа, кинула беглый взгляд на Юлю. – Ладно, давай, шебурши! Тряпья горы, и все сплошной импорт. Размер у нас, кажется, одинаковый.

Размер был действительно одинаковым, но шебуршать почему-то не хотелось. Шепнула Лельке:

– Пойдем?

Та с облегчением ответила:

– Ага…

Выскочили по-английски – Лариса с кем-то ругалась по телефону, даже и не услышала.

– Вот такая у меня маман, – грустно проговорила Лелька, – хабалка. Папаша влюбился в нее в восемнадцать, на втором курсе, она в институтском буфете работала. Красивая, конечно, вот он и запал. Дедка тогда был в ужасе – еще бы: буфетчица из Мелитополя! Видела бы ты ту родню! Пол-Мелитополя привалили на свадьбу, человек семьдесят. Свадебку отгуляли, с разборками и драками – все, как положено, а жизнь не заладилась, причем с первого дня. Через год папаша очнулся и офигел. А Лариска на третьем месяце – куда деваться? Через два года развелись, и слава богу. Мать очень быстро вышла замуж за человека небедного, директора автобазы, а отец, спустя годы, удачно женился на своей аспирантке и через пару лет умотал за границу. А мы с дедкой остались одни. В общем, грустная это история. А похожа я на отца. Нет чтобы на Лариску или на бабку Леокадию, – расхохоталась Лелька.

Неделю мотались по магазинам и наконец повезло – купили бежевое платьице с вышивкой.

– Скромненько, миленько и со вкусом – со вздохом констатировала Юля. – Еще бы туфли достать.

Туфли достали. Правда, голубые, но вариантов не было – значит, сойдет.

В общем, ко всему подготовились.

Жених на покупки реагировал странно: равнодушно, безучастно и вяло, Юля даже обиделась. Волнуется перед свадьбой? Ну это же радость! Да что с ним такое?

Петя пропал в самом конце июля, и это был самый страшный день в ее жизни. Да, двадцать седьмое июля. Сколько потом было всего – лучше не вспоминать. Но этот день был самым страшным. Она могла восстановить его по минутам, по секундам.

Обычное летнее утро, сквозь шторы нахально пробивается солнце, пытаясь заполонить собой всю квартиру. Жарко, очень жарко, с самого утра нестерпимая духота.

Не успевший остыть за ночь асфальт, раскаленные крыши домов и сизое страшноватое марево над всем городом. Утренний кофе и яичница, которая подгорела. Почему? Странно, Юля не отходила от плиты. Может, задумалась? Наверное. Помнит, как чертыхнулась, посмотрела на сковородку, решая: съесть или сварганить новую? Глянула на часы – нет, не успеет. Шмякнула яичницу на тарелку, нарезала сыру и хлеба и крикнула:

– Петя-я! Ну где ты застрял? Опаздываем!

Он появился почти сразу, еще с влажными волосами, пахнущий зубной пастой и хвойным мылом, такой родной и любимый, что защемило сердце. Шагнула к нему и, громко вздохнув, уткнулась носом в еще мокрую шею и, застыв, замерла от восторга и счастья.

Он чуть отпрянул, а Юля, подняв глаза, удивилась – на Петином лице была странная, незнакомая гримаса, словно все это было ему неприятно.

– Петь! – Она дернула его за рукав рубахи. – Ты чего?

Вздрогнув, он словно очнулся и улыбнулся:

– Да все нормально, малыш. Так, задумался.

Она глянула на часы.

– Давай ешь, время поджимает.

Петя сел на стол, но есть так и не начал и снова застыл, замер, уставившись в окно. Она стояла у стола, внимательно его рассматривая. Сердце болезненно екнуло: «Что-то не так, мой любимый?»

Тряхнув головой, словно отгоняя какой-то морок, он взял вилку и, подцепив кусок подсохшей яичницы, странно скривился.

– Прости, что-то не хочется. Только кофе. Ты не обиделась?

– Нет, – улыбнулась она. – Наверное, это из-за жары. Мне тоже есть неохота.

– Наверное, – не поднимая глаз, буркнул он.

Кивнув, Юля побежала в комнату: ресницы, помада, сарафан. Когда она вышла в коридор, Петя все еще сидел на кухне: прямая застывшая спина, напряженная шея.

– Петь, – окликнула Юля. – Ну что ты застыл? Давай одевайся!

На улицу вышли вдвоем. Она ехала к маме, вызвавшей ее на помощь – разобрать старый шатающийся переполненный книжный шкаф, наконец-то заказали новый. Петя направлялся на частный урок: июль – самое горячее время для абитуриентов.

По дороге к метро она о чем-то болтала, кажется, беспокоилась о подарках ростовским друзьям, а он – странное дело – снова молчал.

– Что с тобой, Петь? – нетерпеливо и даже обиженно спросила Юля. – Ну что с тобой, а? Какой-то ты странный сегодня! Я тебе про твоих, а ты будто не слышишь!

– Голова трещит, извини, – коротко бросил он.

– Извиняю. Хочешь таблетку?

Таблетку он не хотел.