Маша Попова оканчивала одиннадцатый класс и собиралась поступать в юридический, по стопам мамы. Хотя Машу Попову юриспруденция не увлекала. Впрочем, как и все остальное. К наукам Маша была равнодушна – мечтала стать актрисой, но признаться в этом стеснялась: знала ведь, что засмеют! И прежде всего мама, известная насмешница. Потом подключится папа – он всегда заодно с любимой женой. Потом присоединится и мелкая, Светка, куда без нее? Эта тоже язва будь здоров, в мамочку. Бабушка Лена, тоже критиканка, наверняка не одобрит – актриса? Еще не хватало! Тома наверняка испугается. Верочка… Той вообще все равно – она давно живет в своем странном мире. Почти бессловесная, тихая, нежная и страшно ранимая, Верочка вся в цветочках и лепестках – сама как хрупкий, непрочный, уязвимый и ломкий цветок. На Верочкино мнение давно никто не обращает внимание – живет себе, и слава богу. Остается только бабушка Олечка, папина мама. Вот она всегда на Машкиной стороне. С бабушкой Олечкой можно всегда вступить в тайный сговор, но вряд ли в этом случае – не пойдет трусливая Олечка на конфронтацию с невесткой и сыном. Побоится.
Машка сидела на лавочке и горько вздыхала.
А тут еще на нее свалилась первая любовь. Правда, ее герою о страданиях юной девы известно не было – смелая и бойкая Машка боялась и глянуть в его сторону. Ее тайный возлюбленный был студент, красавец, спортсмен, и девицы вокруг него кружили, как осы над блюдцем с вареньем. Машка все видела в окно – герой жил в их подъезде. Она с тоской посмотрела на часы и нехотя поднялась с лавочки – пора домой, за учебники. Мама придет и проверит, от нее ничего не ускользнет. Мама – Штирлиц. Нет, Борман!
Обреченно шагая к подъезду, Машка увидела своего студента – он торопился к автобусной остановке. Длинноногий, с развевающимися светлыми волосами, синеглазый прекрасный и недоступный принц. Вздрогнув, она замерла и проводила его долгим, тоскливым и печальным взглядом.
Светки, слава богу, не было дома – уже хорошо. Попалась бы под руку – не повезло бы. Сложно жить в комнате вместе с сестрой – ни по телефону не потреплешься, ни кино не посмотришь. Светка все докладывает мамочке. Светка у нас положительная, послушная, смирная, неконфликтная – не то что она, Маша.
Нет, младшую сестру она любит. Не дай бог, кто попробует Светку обидеть. Но и раздражает она ее будь здоров – дура, честное слово. Из-за четверки рыдает! А она, Маша, и из-за кола не расстроится.
«Какие вы, девочки, разные», – вздыхает мама. И в этой фразе есть горечь и осуждение. Это о ней, о старшей. Младшая-то у них золотая.
Машка пошла на кухню, открыла холодильник, бросила презрительный взгляд на кастрюлю с супом и миску с котлетами и отрезала себе большой кусок колбасы. Сделала бутерброд – колбаса, маринованный огурец и майонез. Видела бы мама! Убила бы точно.
Вот Светик-Семицветик вернется, погреет супца и котлеток и мило пообедает, наша послушница.
Пользуясь моментом, Машка легла на диван и врубила музыку. Пока Светки нет – разрешается. А потом сядем и за учебники – мама непременно спросит младшенькую: «А Маша занималась?»
Машка закрыла глаза и стала мечтать обо всем подряд. О карьере актрисы. О маленькой машинке с откидывающимся верхом, красной, с черной матерчатой крышей. О модных туфлях на огромной «шпильке». И, конечно, о своем милом – так называла она своего прекрасного принца.
Юлия Дмитриевна зашивалась. Работы, как всегда, было море. Люди шли непрерывным потоком. В коридоре были заняты все стулья.
Вентилятор под потолком совсем не спасал от духоты. Юлия Дмитриевна старалась не отвлекаться. Работа нотариуса – точность и точность. Одна неправильная буква – и последствия ужасны. Все дело насмарку. Очень старалась, но получалось плоховато. В голову лезли разные мысли. Тревожные, беспокойные, крайне волнительные и даже панические.
В прошлом месяце умерла Томочка. Уходила тяжело, онкология. Мама жила в Коломне, ухаживая за сестрой. Вернее, за сестрами – Верочка, давно потерявшая ориентацию в пространстве, тоже нуждалась в уходе. Даже чаю налить себе не могла, непременно бы обварилась. Маме было тяжко невероятно – сама давно не девочка.
Юля ездила туда как только могла! Слава богу, пять лет как водила машину.
Пытались уговорить Веру уехать в Москву, к сестре – следить за рассыпающимся домом и заросшим после Томы садом было уже никому не под силу. Но тут тихая Верочка проявила небывалую стойкость – не поеду, и все! Ты, Лена, можешь уехать. А я останусь. Это мой дом, я здесь родилась. Здесь жили наши родители, здесь все могилы. Ну не связывать же ее и везти насильно.
Было жалко и маму, падающую с ног, и глупую, упрямую Верочку, и себя, забывшую про отпуск и беспрерывно мотающуюся в Коломну. Машку было оставлять страшновато – за ней глаз да глаз, это не Светка. Да и возраст такой, и экзамены.