В поезде Юля забралась на верхнюю полку и, вытянув ноги, закрыла глаза. «Устала. Как же я устала. И как я хочу домой. А этот… может, я зря? Он вполне ничего. Сдержанный, не дурак, тонкий, неглупый. И симпатичный при этом. Зачем я так резко? Ну дала бы телефон – от меня бы не убыло. Если бы позвонил – подумала бы. А вдруг захотелось бы увидеться? Правда, он в Питере, а я в Москве. Ну и что? Подумаешь! Это даже очень романтично – свидания пару раз в месяц. То он ко мне, то я к нему. Да и Питер я обожаю… Кажется, зря я. Хотя ладно, проехали. Раз не торкнуло, не зацепило, значит, все правильно». Поразило ее другое: «Неужели еще не прошло? Почти три года! Три года моей молодой, моей собственной жизни, а я еще мертвая? Я еще не хочу чужих рук, чужих губ, чужих слов. Нет, не так. Дело не в том, что я не хочу. А дело в том, что я просто боюсь».
Кстати, в Москве Юля про этого ленинградского парня вспоминала – оказалось, что зовут его Рустэм, и его друзья рассказали девчонкам, что он художник и давно уже признанный талант. Его работы идут нарасхват. Да, редкость – студент, а уже продается, и ему пророчат большое будущее.
Девчонки общались с ленинградскими знакомцами, перезванивались, даже, кажется, встречались, но подробностей Юля не знала. Передать через них ее телефон или узнать его – дело плевое. Выходит, талант и красавец Рустэм не ее мужчина и не ее судьба. Или просто она такая дура?
После окончания института Юля попала в Центральное статуправление, в юридический отдел. Работа была рутинной – составляли договоры, разбирали жалобы. Сплошной Трудовой кодекс. Дело скрашивал коллектив – он неожиданно оказался молодежным, дружным и веселым. Праздники, дни рождения справляли отделом. Женщины приносили из дома закуски и пироги, мужчины – спиртное и фрукты.
Застолья Юля не игнорировала, но в близкую дружбу ни с кем не вступала. Все ровно, дружелюбно. Дать совет? Пожалуйста. Принести салат и пирог на Новый год? Разумеется. Помочь с работой, подменить коллегу, отвезти заболевшему лекарство? Конечно!
После работы ехала домой. Там ее ждали мамин горячий ужин, телевизор, чистая постель и хорошая книжка. По выходным долго валялась в кровати, гуляла в парке, ходила в киношки и на выставки.
На длинные выходные ездили к тетушкам в Коломну. Там им всегда были рады. Тетки старели, ворчали друг на друга, пекли свои пироги, закручивали банки с соленьями, тазами варили варенья и сушили грибы, а потом все эти необъятные тюки и банки совали москвичам, по их мнению, непременно голодным.
Юля знала, что любимые тетки племяшкино «холостованье» переживали тяжело: «Такая красавица, умница – и одна. Чтоб его, этого женишка, разорвало, гада и подлеца. Сломал девке жизнь. Но прошло столько лет! Неужели еще любит, неужели не может забыть? Нет, невозможно». Мечтали об одном – чтобы их девочка вышла замуж. Одинокие и вдовые, вкусившие в полной мере и горя, и женского одиночества, больше всего на свете они хотели, чтобы любимая Юлька устроила личную жизнь. А как ждали ребеночка, общего внучка!
Однажды услышала, как тетка Тома шепотом призналась сестрам, что ходит в церковь и ставит свечки Казанской, Параскеве Пятнице и Николаю Чудотворцу, «чтобы помог нашей Юленьке!»
Услышала и улыбнулась: «Бедные вы мои! Бедные и любимые! Понимаю, все понимаю – знаю все ваши мечты. Ну уж простите, что подвожу! И кажется, вы правы – я превращаюсь в классическую старую деву, в синий чулок. И дело тут не в Пете – о нем я почти не вспоминаю. Дело во мне. Я до сих пор просто боюсь. Боюсь поверить, боюсь серьезных отношений. Всего боюсь – такой я оказалась трусихой, и вы, родные, меня извините».
Однажды, разбирая шкатулку, увидела скромное колечко с синеньким камушком, подарок Петиной матери. Покрутила его и выкинула в помойное ведро.
На майские отправились в лес на шашлыки. Сотрудники прихватили своих знакомых – кто кавалера или подругу, кто мужа или жену, кто просто приятелей, а кто-то сестру или брата.
Народу было много, человек тридцать. Женщины накрывали импровизированные столы, расстилали клеенки, раскладывали приборы, вынимали из сумок и рюкзаков миски и банки с заранее приготовленными закусками. Мужчины разжигали костер и нанизывали мясо на шампуры. Над поляной поплыл ароматный запах дымка и мяса.
Кто-то бренчал на гитаре, кто-то включил магнитофон. В ручье охлаждалось спиртное. Погодка была как на заказ – тепло и солнечно, небо прозрачно и чисто, без облачка – повезло! Накануне неделю шли непрерывные дожди и было прохладно.
После шумного и вкусного обеда осоловевший народ разбредался кто куда – подремать под кусток, побродить по лесу, посидеть у еще тлеющего костерка, парочки уединялись, одиночки грустили.
Юля прилегла под сосной, подложив под голову чей-то рюкзак. И тут же уснула – еда, вино и воздух сделали свое дело.
Проснулась от того, что кто-то заботливо ее укрывал. Чуть приоткрыла глаза – незнакомый мужчина. Кажется, брат Наташи Поповой, или она перепутала? Оказалось, что нет. Ничего не перепутала, все правильно – Дима Попов, брат коллеги Наташи.